3.3. Дискуссии в палате общин

Понимая сложность создавшейся ситуации, Гладстон решился пойти на уступку консерваторам. Еще 14 июля он поднял вопрос о перераспределении мест. Месяц спустя никто не возражал против общих положений. В результате Гладстон стал надеяться, что консерваторы согласятся с предложенным либералами проектом[413].

Большой резонанс вызвала статья в «Таймс» публициста Купера: «с внесением осенью билля о перераспределении будет изменено все положение вещей. В тот момент, когда билль о перераспределении будет озвучен, исчезнет сопротивление биллю о правах со стороны палаты лордов»[414]. Статья была по-разному интерпретирована партийными лидерами. Солсбери назвал предположение Купера глупым. Гладстон напротив, надеялся, что палата лордов пропустит билль о расширении избирательных прав, когда правительство внесет законопроект о перераспределении мест. Проблема заключалась в опасении либералов, что билль о перераспределении будет подвергнут консерваторами резкой критике и его буквально «разнесут на куски». Чемберелен прокомментировал эту ситуацию Дилку следующими словами: «Рассматривать два вопроса, это было бы абсурдное предложение, над которым следовало бы задуматься чертовым ослам»[415].

25 августа Гладстон отправил королеве меморандум, в котором с лицемерным сочувствием предсказывал насущную потребность в реформировании палаты лордов, если пэры вновь отклонят билль о правах во время осенней сессии парламента. Гладстон предупреждал, что статьи, касающиеся реформирования верхней палаты, будут включены в программу либеральной партии. Обеспокоенная возможной угрозой короне, если позиция палаты лордов будет серьезно ослаблена, Виктория в конце августа решила предпринять некоторые шаги по урегулированию конфликта. С одной стороны, она захотела выяснить мнение лидеров оппозиции и попытаться повлиять на них. С другой стороны, она интересовалась у Гладстона: «пойдет ли правительство на какие-либо уступки, и если да, то в чем они будут заключаться»[416]?

Виктория поспешила установить отношения с двумя пэрами-консерваторами, живущими в Шотландии, – герцогом Ричмондом и лордом Кейрнсом. Оба бывших лидера палаты лордов наблюдали за деятельностью Солсбери с глубокой озабоченностью. Еще в ноябре 1883 г. Ричмонд писал Кейрнсу, что Солсбери «слишком опрометчив, с горячей головой и, кажется, не знает значения слова “компромисс”»[417]. Именно Кейрнс, как говорилось выше, был автором июльской поправки. Она точно отражала взгляды Ричмонда и Кейрнса, считавших, что Солсбери станет использует резолюцию как отправную точку в переговорах с либералами. Однако, убедившись, что цель Солсбери несовместима с компромиссом, их отношения с королевой приобрели новую значимость[418].

Стараясь добиться скорейшего урегулирования конфликта, королева Виктория пригласила Ричмонда в Бэлмор 13 сентября. Желание прозондировать мнение консервативной партии приветствовали лидеры либералов, желавшие достичь компромисса. Опыт подсказывал, что Ричмонд и Кейрнс более сговорчивые, чем их лидеры. В беседе с королевой Ричмонд подчеркнул, что, если парламентские выборы состоятся по новому закону об избирательных правах без перераспределения мест, консервативная партия будет уничтожена. Соответственно, если билль о правах будет вновь представлен без перераспределения мест, то последует второе отклонение законопроекта. Таким образом, для правительства существовало две альтернативы: либо роспуск парламента и новые выборы, либо принятие поправки Стэнли, отклоненной ранее либералами из палаты общин, по которой билль об избирательных правах будет введен в действие в день, названный в билле о перераспределении мест[419].

В письмах королеве Виктории Гладстон сообщал о готовности правительства как можно скорее внести билль о перераспределении мест. Он информировал Викторию и о том, что старается не допускать резких высказываний радикалов, относящихся к палате лордов. Правда, «народный Уильям» не удержался и с радостно сообщил, что «в стране возрастает недовольство пэрами, и лорды сильно пожалеют, если вторично отклонят билль об избирательных правах» [420].

Стараясь успокоить королеву, Ричмонд высказал предположение, что не считает сложившееся положение серьезным. Митинги проходят «в рамках порядка». Но вместе с тем он опасался, что выступления радикалов могут взволновать «умы общественности». Ричмонд предложил свое решение проблемы, нельзя ли в билль о правах вставить пункт, по которому он вступит в силу одновременно с биллем о перераспределении мест? В противном случае пэры снова отклонят законопроект, за которым неизменно последует роспуск правительства и воззвание к стране. Это предложение встретило яростное негодование со стороны премьер-министра, назвавшего предложение ультиматумом, «по которому правительство должно отказаться от всего того, к чему стремилось»[421].

Переговоры в Бэлморе означали начало конфиденциальных отношений между королевой и двумя пэрами-консерваторами. Определенную роль в переговорах сыграли секретарь королевы Понсонби и либерал Чарльз Леннон Пил, клерк в Тайном совете и кузен Ричмонда. Пил выражал беспокойство, что оппозиции в действительности не нужен компромисс, так как она хочет роспуска правительства[422].

Королева Виктория также испытывала беспокойство, с одной стороны, по поводу урегулирования конфликта, с другой – ее тревожило, что премьер-министр продолжал вызывать волнение своими речами. Так, 17 сентября Гладстон, совершавший поездку по Шотландии, выступил на нескольких митингах [423]. Вслед за ним в «твердыни либерализма» прибыл Солсбери. Следуя примеру Гладстона, лидер консерваторов во время путешествия несколько раз выступал на железнодорожных станциях. Солсбери, намеренно провоцируя Чемберлена, предупреждал, что если последний возглавит поход на Лондон, то «его голова будет разбита». В ответ Чемберлен уверенно заявил, что выйдет из конфликта в наилучшем виде[424].

Гладстон: «Поднимем огненный факел!»[425]

Волна народного движения не спадала. 6 октября Национальная либеральная ассоциация собралась на ежегодное собрание в Стоке. По данным современников, в митинге участвовало порядка 30 000 человек. Несмотря на настойчивые просьбы королевы Виктории прекратить нападки со стороны либералов на палату лордов, Чемберлен заявил: «Наша отчизна должна быть управляема народом или пэрами? На первом месте должны стоять права народа или произвольная власть и привилегии?»[426]. Либералы не уставали подчеркивать, что за последние тридцать лет палата лордов показала себя совершенно бесполезной. Она не мешала принятию бездарных законов и ни одного не улучшила. Она откладывала меры, которые нужно было немедленно претворять в жизнь. Лорды полностью пренебрегают функцией критики и поправок в работе палаты общин, допуская, чтобы проходили так называемые «ляпсусы». По мнению радикалов, атмосфера верхней палаты деморализует даже способных политиков, превращая их в обструкционистов[427]. Спустя пару дней Виктория с горечью написала герцогу Аргайлу, что «народные волнения возросли, так как народу постоянно рассказывают, и они верят тому, насколько неблагоразумно ведет себя палата лордов»[428].

Как отмечал Морли, в это время демонстрации против палаты лордов разгорались по всей стране. На одном из митингов консервативный оратор произнес пламенную тираду, в которой уверял, что народ вовсе не сердится на палату лордов, поскольку в противном случае дело дошло бы до драки. Ввиду этого либеральные жители Бирмингема решили доказать обратное на банкете в честь Черчилля и Норткота. Готовясь к митингу, местные тори выпустили билеты и распространили их среди своих сторонников. Поскольку всем желающим либералам билетов не досталось, то они напечатали фальшивые. Либералы были готовы во что бы то ни стало помешать тори и толпами с музыкой и знаменами двинулись к месту сходки. Ради осторожности консерваторы стали отказывать в доступе лицам, даже имевшим билеты. Тогда толпа, достигшая нескольких тысяч человек, разбила каменную стену и ворвалась в зал. Следует отметить, что предприниматели – радикалы в этот день закрыли свои фабрики, чтобы рабочие могли провести «контрдемонстрацию». По воспоминаниям очевидцев, в ход пошли кулаки, палки, стулья, столы и прочее. Все было разнесено в клочья. Ни от одного оконного стекла, рамы, двери не осталось и следа. При таких обстоятельствах «сходка» уже не могла состояться, и консервативные ораторы поспешили удалиться в одну из ближайших гостиниц, сопровождаемые выкриками и свистом. Консерватор Лоутер иронично назвал это «перераспределением мест»[429].

4 октября в Ротенстолле Хартингтон открыто заговорил о компромиссе между палатами. Его идея заключалась в предложении билля о перераспределении мест, который «будет основан на справедливых принципах, обеспечит честное представительство независимо от партии как для городского, так и для сельского населения». Хартингтон призывал палату лордов пропустить билль о франшизе и присоединиться к либералам для выработки деталей перераспределения мест[430].

На другом политическом фланге консерваторы верили, что их партия выиграет от расширения электората, если оно будет сопровождаться хорошим планом перераспределения. В противном случае тори многое потеряют. В октябре в «Найшнэл Ревю» была опубликована статья Солсбери «Цена перераспределения». В ней маркиз выразил мнение, что консерваторам не нужно бояться билля о правах, если он будет в паре с биллем о справедливом перераспределении мест. Солсбери противопоставлял результаты выборов 1880 г. в Великобритании с результатами, которые были бы получены с учетом новых голосов. По его подсчетам, вместо большинства в 128 голосов либералы получили бы в лучшем случае 93. Завершалась статья заверением что представительство интересов землевладельцев и демаркационная линия между городом и сельской местностью – это именно то, за что надо бороться консервативной партии[431].

Статья Солсбери четко демонстрировала убежденность консерваторов в том, что аномалии в системе представительства, которую они так долго отстаивали, неблагоприятны для их партийных интересов. Поскольку просматривалось согласие по основным пунктам между Солсбери и Гладстоном, «Экономист» уверенно провозгласил: «перераспределение не будет бесконечно “лежать на полке”»[432].

10 октября Кейрнс и Солсбери известили королеву Викторию, что они не против компромисса на основе речи Хартингтона. Однако выражали опасение, что компромисс будет невозможным из-за выступлений либералов. Солбсери неоднократно отмечал, Виктории очень нравилось играть роль конспиратора в битве за конституцию. Маркиз даже делал вид, что приветствует конфиденциальную дискуссию между лидерами партии[433]. Спустя пару дней Виктория написала премьер-министру письмо с предложением решить конфликт между палатами. Хотя министрами используются довольно сильные выражения в адрес палаты лордов, она настаивает на попытке получить от лидеров оппозиции согласие к переговорам, основанной на речи Хартингтона в Хенли. Так, последний, по мнению королевы, мог вступить в переговоры с маркизом Солсбери, если Гладстон не будет против[434].

В итоге благодаря активному участию королевы Виктории было положено начало зыбкому налаживаю отношений между противоборствующими партиями, а ориентиры межпартийного компромисса были обозначены. Роспуск парламента и отставка либерального правительства, на что так надеялись консерваторы, не состоялись.