2.2. Парламентские дебаты вокруг билля о правах

29 девятого февраля 1884 г. Гладстон представил парламенту билль о расширении избирательных прав. Обосновывая причины внесения билля, Гладстон особо выделил, что «предоставление избирательных прав дееспособным гражданам послужит усилению мощи государства, так как его сила заключается в системе представительства». Затем он обратил внимание на аномальные условия существующей избирательной системы, по которой гражданмогли проголосовать только в одном определенном месте, и, переходя границу своего округа в поисках или для продолжения работы, они теряли свою привилегию[231].

План правительства предлагал предоставить избирательные права населению графств на равных основаниях с городами. Основными избирателями в графствах станут сельскохозяйственные рабочие, ремесленники, шахтеры, мелкие торговцы. Гладстон не сомневался, что эти «избиратели окажутся дееспособными гражданами и умело воспользуются правом голоса», поскольку данное обстоятельство было «подтверждено выборами 1832 и 1867 г., проводившихся после реформы в местностях, которые классифицировались как маленькие города, но фактически являлись сельскими районами»[232]. Пожалуй, излишне критично расценивали билль некоторые британские исследователи. По их мнению, законопроект не расширял избирательные права. Он ставил своей целью лишь изменить формулировку закона, что служащий или работник, который занимает жилье своего хозяина для лучшего исполнения своих обязанностей, не должен считаться съемщиком[233].

По проекту либералов, предполагалось оставить нетронутым положение билля о правах 1867 г. для домовладельцев и съемщиков жилья; избирательное право для имеющих годовой доход в 10 фунтов предполагалось распространить на землю без жилых домов и построек. Далее предлагалось ввести новую, так называемую «служебную» или «эксплуатационную», франшизу, для проживающих в доме, но не являющихся ни домовладельцами, ни съемщиками. Правда, рабочие должны занимать целый дом или отдельную его часть. По мнению Гладстона, служебная франшиза станет включать тех, кто работает в услужении и не является ни владельцами, ни квартиросъемщиками жилья[234]. Таким образом, Гладстон озвучил существование четырех видов избирательных прав: 1) с цензом в десять фунтов; 2) для съемщиков жилья; 3) для прислуги, проживающей отдельно от хозяев, и 4) франшиза для домовладельцев по закону от 1867 г. В сельской местности ценз понижался с 12 до 10 фунтов. Действие билля распространялось не только на Англию, Уэльс, Шотландию, но даже на неспокойную Ирландию. Таким образом, предполагалось, что любой гражданин Соединенного Королевства, проживающий в отдельном доме, станет избирателем[235].

Принятие билля должно было добавить к английским избирательным округам 1 300 000 человек, к шотландским – 200 000 человек, а к ирландским – свыше 400 000 человек. В целом избирательные округа Соединенного Королевства, где на 1880 г. насчитывалось три миллиона человек, будут составлять пять млн Это почти вдвое больше, чем с 1867 г., и в четыре раза больше, чем в 1832 г. Гладстон выразил надежду, что билль избежит критики по мелким вопросам, преференций и предубеждений. Он подчеркнул, что предоставление избирательных прав – благородное дело и необходимо доверять простому народу[236].

Предвидя возражения оппозиции по вопросу о перераспределении избирательных мест, Гладстон заявил, что до сих пор полная реформа (билль об избирательном праве и билль о перераспределении парламентских мест) никогда не вносилась, и «ни один министр или парламент в здравом уме не сделает этого. «Эффект от объединения перераспределения с избирательным правом до сих пор заключался в том, что перераспределение всегда носило “пустячный” характер: оно будоражило местную оппозицию и, судя по опыту предыдущих биллей, затягивало дискуссию и приводило к сложностям», – подытожил оратор. Иными словами, перераспределение мест предлагалось отложить до следующей парламентской сессии[237].

Речь Гладстона, продолжавшуюся почти два часа, переполненная палата общин встретила бурными аплодисментами и одобрительными высказываниями. Парламентарии прекрасно понимали всю важность дальнейшего расширения электората, поэтому споров о необходимости данного шага не возникало[238]. Высказали свое мнение и крупные периодические издания. Они выразили единодушную поддержку биллю и либеральной партии. По мнению «Экономиста», «билль оказался полным и добротным, и он добавит в список избирателей почти два миллиона голосов. Сопротивляться голосованию домовладельцев станет невозможно, и это главное преимущество демократической системы»[239].

Однако правительство столкнулось с рядом проблем. Основная заключалась в отсутствии единства в рядах либеральной партии. Депутаты разделились на два враждебных лагеря: Чемберлен считал билль лишь этапом на пути к демократии, отстаивая более низкий избирательный ценз; часть вигов под предводительством Гошена, напротив, опасались, что, получив избирательные права, электорат начнет требовать изменения социального законодательства, поэтому стремились уменьшить демократическое влияние билля[240].

Так, 3 марта во время дебатов Гошен заявил, что расширение избирательных прав на невежественное население не ограничивается одной Ирландией, что сельскохозяйственные рабочие не станут подготовленными для политических действий путем осуществления ими общественных обязанностей через систему местного управления. Необходимо заняться образованием рабочих, прежде чем допускать их к голосованию[241]. Оратор подчеркнул необходимость обеспечения права сельского «меньшинства» (имеется в виду лендлорды. – Е.Н.) в избирательных округах, прежде чем расширять число избирателей. Виги опасались, что значительное число городских обывателей, живущих в окрестностях городов, окажется в сельских округах, следствием чего станет полное перемещение политической власти от земельного класса к городскому[242]. Это опасение подкреплялось отчетом комитета о границах, в котором говорилось о невозможности провести грань между представителями городских и сельскохозяйственных избирательных округов[243].

Схожих взглядов придерживались некоторые консерваторы. Уильям Смит вместе с «четвертой партией» настойчиво предупредили об опасности, которая может возникнуть при «предоставлении права избирательного голоса массе народа, погрязшей в бедности, невежестве и ведомой лидерами – нечестными и анархистами по своей сути». Утверждалось, что «ходж» (сельский работник. – Е.Н.) не созрел для избирательного права и не будет даже знать, что делать с ним[244]. «Вы привели лучший аргумент в пользу необходимости расширения избирательного права, – ответил тогда Гладстон, – если действительно в Англии есть люди настолько невежественные, что не в состоянии оценить значение политических прав, то необходимо скорее дать эти права, дабы превратить темных рабов в свободных граждан»[245].

Несмотря на возражения отдельных коммонеров, биллю не грозила опасность со стороны консерваторов, но сопротивление последних возникало из-за нежелания правительства представить билль о перераспределении мест. Данная реформа не рассматривалась консерваторами как самостоятельная, ее всегда рассматривали вкупе с так называемым законодательным «братом» – перераспределением избирательных округов[246]. Как справедливо заметил «Экономист», «необходимость расширения избирательных прав осознавали как либералы, так и консерваторы, и если билль может потерпеть неудачу, то только вследствие несогласия по вопросам перераспределения»[247].

Испытывая непрестанное давление со стороны оппозиции, Гладстон скороговоркой изложил свои мысли о предполагаемом перераспределении мест: «Это должен быть полный билль, основанный на старых наработках, но не включающий равные избирательные округа». Другими словами, многие небольшие городки лишатся своего представителя в парламенте, а их места отдадут крупным городам и графствам, которые не имеют представительства или представлены непропорционально[248]. После выступления Гладстона билль о расширении избирательных прав сразу же прошел первое чтение[249].

Разделение биллей нашло отражение в прессе. Хотя «Таймс» назвал билль о правах «простым по структуре, всеобъемлющим по действию и консервативным по духу», он резко осудил разделение вопросов об избирательных правах и перераспределении мест. С газетой был солидарен «Экономист», прямо заявивший, что у оппозиции есть полное право требовать от правительства определенных гарантий. Журнал подчеркнул абсурдность роспуска палаты общин на основе нового списка избирателей без проведения перераспределения мест[250].

Чарльз Джордж Гордон

Несмотря на недовольство разделением биллей, в первое время тори старались воздерживаться от дебатов, поскольку начиная с марта и вплоть до июня консерваторы во главе с Солсбери не оставляли попыток добиться новых выборов прежде всего из-за тяжелого положения в Ирландии и неудач английских войск в Судане, где полыхало национально-освободительное восстание[251]. Дело в том, что египетскому хедиву номинально принадлежал обширная область к югу от Египта – Судан. В 1883 г. там вспыхнуло мусульманское религиозное восстание, направленное против европейцев. Когда в Англию пришли известия о том, что мятежные войска под руководством Махди успели занять несколько важных пунктов по течению Нила, положение правительства Гладстона оказалось весьма затруднительным. Посылать войска, тратить деньги, силы, чтобы вести борьбу с фанатичными войсками Махди, казалось слишком безрассудным. С другой стороны, нельзя было относиться безразлично к действиям восставших, так как движение могло распространиться и охватить весь северо-африканский мусульманский мир.

Няня: «Мистер Джонни, не переживайте из-за египетских проблем, посмотрите какой милый подарок я вам принесла»[252].

Было решено направить в Судан экспедиционный корпус под руководством генерала Гордона, снискавшего славу опытного и храброго военачальника и искусного администратора.

Его называли Китайский Гордон, Гордон Хартумским, и даже Гордон-паша.

Генерал участвовал в Крымской войне (1853–1856), получил ранение при обороне Севастополя. В 1860 году принимал участие в англо-французских войнах против Китая, затем руководил войсками во время подавления восстания тайпинов в Поднебесной.

В итоге в январе 1884 г. Гордон отправился в экспедицию в Хартум, чтобы вывести оттуда все еще остававшихся там официальных лиц, солдат, египетских колонистов и купцов. Однако по прибытии генерал понял, что миссия обречена на провал, единственное, что он мог сделать – организовать оборону Хартума.

На внешнеполитические трудности «Панч» ответил острой карикатурой, на которой изображен народ в виде маленького мальчика, взволнованный проблемами в Египте и Гладстон в виде няни, пытающийся переключить его внимание на новую игрушку – билль о правах!

Итак, Солсбери надеялся, что обострение тамошней ситуации приведет к падению правительства. Но, невзирая на изощренную тактику проволочек, билль уверенно двигался в палате общин.

Роберт Артур Талбот Гаскойн-Сесил, 3-й маркиз Солсбери

Поэтому вскоре основное внимание Солбсери сконцентрировал на проблеме перераспределения мест. Отчасти он исходил из чисто тактических соображений, но главным образом ввиду того что это действительно беспокоило его больше всего. В течение ряда месяцев все анализировавшиеся, связанные с перераспределением моменты: одномандатные округа, разделение городского и сельского электората, а внутри городов – отделение рабочих районов от элитарных, пропорциональное представительство, множественность голосов – сводились к одному знаменателю: обеспечение гарантии для имущего меньшинства[253]. Солсбери опасался, что если билль о правах станет законом, то неизбежным результатом станет передача вопроса о перераспределении парламенту, избранному по новому закону, но действующему в старых и переформированных избирательных округах. И неизвестно, когда парламент захочет приступить к вопросу о перераспределении. Как заявил один из консерваторов, «…следует любой ценой сохранить права нынешних привилегированных избирателей, находящихся под угрозой»[254].

В то же время стало понятно, что, каким бы ни оказался путь билля об избирательных правах в палате общин, лорды не испытывали к нему ни малейшей симпатии. Можно предположить, пэры прекрасно понимали, что билль, будучи принятым, в значительной степени изменит их политическое влияние и их привилегии как землевладельцев[255].

План, разработанный Солсбери, предусматривал при втором чтении билля в палате лордов увязать его принятие с перераспределением мест. Это было изобретение умудренного тактика! Просто отклонить билль означало спровоцировать серьезнейшие трудности в нижней палате и возбудить против оппозиции общественное мнение – мало кто ставил под сомнение справедливость дальнейшего расширения электората. Формулирование же ряда поправок после второго чтения привело бы к печальным последствиям, как это случалось ранее. Проблема перераспределения между тем представлялась населению вопросом принципиальной значимости, который правительство пыталось обойти[256].

Помимо этого, консерваторов волновал вопрос и о распространении права избирательного голоса на неспокойную Ирландию. Еще в конце 1883 г. руководство консерваторов отметило следующее: «Если они (либеральные министры. – Е.Н.) расширят избирательные права ирландцев, последние будут использовать его для того, чтобы подчеркнуть требования гомруля и отделения. Если откажут, ирландцы будут проводить революционную агитацию под предлогом, что нарушают их права, и тем самым вызовут конфликт». По мнению тори, меньшим злом было не распространять избирательные права на жителей «Изумрудного» острова. Однако Гладстон расстроил расчеты тори, включив Ирландию в свой план и не предложив особых условий для лояльного Севера. Этот курс открывал путь не только для нападок тори или вигов, но и для недовольства шотландцев. По словам Хартингтона, «когда щедрость к одной части страны наносит или угрожает нанести несправедливость другой части, ее представители не могут спокойно спать»[257].

Даже либеральный журнал «Контемпорари Ревю», был солидарен с консерваторами: «Данное обстоятельство (включения Ирландии в билль. – Е.Н.) приведет к тому, что в будущем придется считаться с ирландскими ремесленниками и рабочими. Кроме того, после проведения выборов, ирландская фракция вернется более укрепленной. Популярность Парнелла ослабнет, и в парламент будут избраны кандидаты с крайними радикальными взглядами. В итоге отношения между Ирландией и Англией станут еще более напряженными»[258].

Подогревали обстановку и смелые высказывания горячих ирландских энтузиастов уверявших, что ирландская парламентская партия, увеличив число депутатов в палате общин, сможет вершить судьбу империи: «Через пять лет у нас будет гомруль!»; «Ирландский крестьянин станет хозяином своей земли!»; «Ирландские рабочие смогут получать достойную заработную плату и иметь приличное жилье!»; «Начнется расцвет промышленности и торговли! Наступит эра Ирландии» ^[259]. В итоге противниками включения ирландцев в избирательный корпус выступили не только консерваторы и часть правых вигов, но даже некоторые либерал-радикалы, что в очередной раз доказывало разобщенность «великой партии»[260].

Ирландский вопрос вызывал жаркие споры на всех последующих стадиях чтениях билля. Третьего апреля консерваторы со всей яростью обрушились на предложение Гладстона включить «Братский» остров в билль. Тори вновь и вновь повторяли избитые фразы, что «нельзя давать представительство невежественному, полному предрассудков и легко теряющему равновесие классу»[261]. Поскольку ничего нового предложено не было, лорд Хартингтон предложил завершить дискуссию, однако, не встретив поддержки со стороны оппозиции, в последующие вечера правительству пришлось вести формальные и скучные прения[262].

В заключительный вечер дебатов, 7 апреля в половине второго ночи, произошло голосование по поправке, предложенной консерватором Мэннерсом. Поправка состояла в объединении билля

0 правах и перераспределении мест, чтобы роспуск по новой франшизе и старое распределение мест стало невозможным. За поправку проголосовали 210, среди них солидное число голосов принадлежало сторонникам гомруля, за билль о расширении избирательных прав – 340. На этот раз кабинет встретил поддержку и со стороны парнеллитов[263]. Таким образом, билль без особых трудностей прошел второе чтение, и либералы полагали, что он будет принят, поскольку третье чтение, как правило, всегда превращалось в формальность.

Печатные органы всех партий отметили решительность хода дебатов. «Дейли Ньюс» удивленно констатировала: «количество проголосовавших за билль почти вдвое больше, чем предполагало правительство». «Данное обстоятельство, – предсказывала газета, – может переубедить маркиза Солсбери, и он пересмотрит свое решение отвергнуть билль в палате лордов»[264]. «Таймс», отличавшаяся на редкость консервативными взглядами, писала: «результат отмечен в стране с большим удовлетворением. Ей никогда больше не предложат более умеренного и осторожного плана»[265]. «Не должно быть никаких сомнений у любого здравомыслящего человека, что огромное большинство в палате общин точно отразило баланс мнений в стране, и, если в палате лордов появится искушение отклонить билль по предложению маркиза Солсбери, ей стоит подумать, стоит ли задерживать изменения в законе, поставив себя в противоборство подлинно народному требованию»[266], – предупреждало издание.

Несмотря на победу во втором чтении, дальнейшие перспективы вселяли лишь осторожный оптимизм. По мнению Гладстона, билль слишком медленно проходил через палату общин. Он стремился как можно скорее протолкнуть законопроект. Черчилль назвал Гладстона «стариком, который торопился». Действительно, существовали определенные причины для нервозности Гладстона. Прежде всего оппозиция не переставала критиковать министерство в связи с неудачами в Судане и надеялась вынудить правительство уйти в отставку. Другая опасность крылась внутри собственного лагеря. Как это ни парадоксально, по мере того как нападки официальной оппозиции ослабли из-за затруднений внутри консервативной партии, появилась основная угроза биллю о франшизе от отсутствия единства либералов. Не было секретом, что часть радикалов желала видеть палату общин кардинально измененной, и Дилк не раз предупреждал премьер-министра, что члены фракции вынуждают его выступить с поправкой о предоставлении избирательных прав женщинам.

Нельзя было надеяться и на парнеллитов. Хотя ирландцы отдали правительству больше голосов, чем ожидалось, были основания полагать, что они могут предать, если представится случай. По воспоминаниям современников, лидер ирландской фракции не был в особом восторге от плана Гладстона. Без расширения избирательных прав у ирландцев было 75 мест, а по новому биллю – 90. Парнелл был убежден, что депутаты от Ирландии в любом случае (включат Ирландию в билль или нет) смогут проводить самостоятельную политику[267]. Однако они не могли выражать протест против программы реформы открыто. Даже больше, чем тори, они считали затруднительным прямо выступать против правительственной меры, особенно учитывая позицию Гладстона по соблюдению полной справедливости в отношении Ирландии.

К середине апреля 1884 г. даже некоторые члены либеральной партии полагали, что кабинету придется уйти в отставку. По словам Чемберлена, правительству нужен лишь «легкий пинок». Хартингтон прискорбно заявлял о почти неизбежном к концу мая поражении правительства по египетскому вопросу. Повсюду ходили слухи о скором роспуске парламента[268].

Вскоре был объявлен перерыв в работе парламента, и обе партии воспользовались передышкой, чтобы изложить перед общественностью свои взгляды. Хорошо подготовившись к борьбе, депутаты отправились в провинцию. Как писал лорд Гамильтон[269], разразился «огромный бал речей»[270]. Главный кнут[271] консерваторов – Хикс-Бич – предположил: «скорее всего, либеральное большинство, несмотря на разногласия, объединится, пока какое-либо непредвиденное событие, например, вызванное провалом политики, проводимой в Египте, либо действия палаты лордов не вынудят обратиться к народу»[272].

Оппозиция стремилась направить внимание общественности на слабые места политики правительства, в частности на неудачи министерства во внешней политике. Солсбери почти не поднимал вопрос о реформе, лишь однажды он обронил, что палата лордов будет выступать против реформы в ее нынешней форме, поскольку «представленный либеральной партией билль о правах был подготовлен для разжигания борьбы, а не для блага страны»[273]. В целом он не возражал против предоставления избирательных прав сельскому населению, но при условии, что билль о перераспределении будет представлен вместе с биллем о правах. Правда, однажды маркиз смело заявил, что нет надобности включать в электорат батраков, так как они не выражали ни малейшего желания иметь избирательные права[274].

28 апреля вновь собравшаяся палата общин приступила к обсуждению билля о правах. Важно подчеркнуть, что депутаты из обеих партий опасались роста политического влияния населения в связи с распространением на него избирательных прав. Кто-то отстаивал немецкую систему множественного голосования, что давало два и более голосов – в соответствии с уплаченным налогом. Раздавались голоса в защиту привилегированных «меньшинств» и пропорционального представительства[275].

В конце апреля консерваторами Рейксом и Томлинсоном вновь был поднят вопрос о перераспределении мест. Рейке предложил дать комитету полномочия составить основные пункты для перераспределения мест. Премьер-министр ответил, что этот шаг «не что иное, как повторение поправки Мэннерса, которая была всесторонне обсуждена и поэтому является совершенно обструкционной». В итоге речь Рейкса не встретила какой-либо поддержки со стороны палаты общин[276]. До окончания вечера оппозиция внесла еще четыре инструкции, все они были нацелены на расширение полномочий комитета. Две из них затрагивали вопрос о перераспределении, две другие касались регистрации и изменения границ округов. В конечном итоге все они были отвергнуты после раздражительных дебатов[277].

Временами казалось, что консерваторы решили не считаться ни с общественным, ни с парламентским мнением и заняли чисто подрывной подход. Даже до начала дебатов «Таймс» критиковала их стратегию как лицемерную и затратную по времени: «Мы отказываемся понять, на каких основаниях консерваторы могут оправдывать подобное предложение (предложение Рейкса. – Е. ЯД, если они искренне не заявят о своем желании потопить билль путем перегрузки». Однако стоит обратить внимание, что во время последующих обсуждений торийские лидеры неоднократно открыто заявляли о признании их партией необходимости расширения избирательных прав и выражали готовность обсудить билль о перераспределении мест[278]. Консерваторами вносились как прямые, так и косвенные предложения в надежде вынудить Гладстона представить или по крайней мере обрисовать в общих чертах план перераспределения. Однако встречных шагов со стороны правительства сделано не было. Либералы проигнорировали предложение консерваторов[279].

Стремясь затянуть прохождения билля в палате общин, консерваторы в очередной раз решили поднять тему исключения

Ирландии из билля. Задача была возложена на Г. Чаплина, известного под прозвищем Сквайр. Сам он не имел титула, но его шурином был герцог, зятем – маркиз, а предком – лорд-мэр Лондона в царствование Карла II. Чаплин, с величественной осанкой, большой красивой головой, сильным подбородком, бакенбардами и моноклем, был яркой и оригинальной личностью, символом провинциального джентри.

За свою жизнь Чаплин провел в палате общин 27 лет и за столь долгий срок приобрел привычку смело браться за самые различные и самые запутанные проблемы. Однажды после двухчасового выступления по проблеме биметаллизма он устало вытер лоб и наклонился к сидевшему рядом Бальфуру:

«– Как я выступил, Артур?

– Великолепно, Гарри, великолепно.

– Ты меня понял, Артур?

– Ни слова, Гарри, ни слова[280]».

Чаплин очень серьезно относился к своей роли представителя аграрного интереса в палате общин, но, пожалуй, не менее серьезно он воспринимал и свою функцию главного распорядителя охот в Блэкни. Во время парламентских дебатов или заседаний кабинета он, бывало, разрисовывал маленькими фигурками лошадей официальные документы. Когда требовалось его присутствие в палате на вечернем заседании для ответа на вопросы, специальный поезд был наготове, чтобы доставить его на место назначенной на следующий день охоты. Где-нибудь между станциями поезд останавливался, и Чаплин выскакивал из него уже в полной «боевой готовности» – в белых бриджах и алой куртке, вскарабкивался на насыпь к ожидающим его слуге и лошади. Имея вес около 250 фунтов, он находился в постоянном поиске достаточно больших и выносливых лошадей и, бывало, за один день доводил до полного изнеможения несколько из них.

Охотничья страсть Чаплина была настолько всепоглощающей, что одно время он содержал две своры собак, конюшню скаковых лошадей, владел лесом с оленями в Шотландии и к тому же регулярно развлекал такого дорогостоящего друга, как принц Уэльский.

Впрочем, в нем всегда присутствовало и чувство долга. Когда Сквайру было уже за 70 лет, во время одной из его последних охот его сбросила лошадь. В итоге было сломано два ребра и проколото легкое. Но до отправки домой он настоял на остановке в ближайшей деревне, чтобы отправить телеграмму консервативному кнуту о том, что он не сможет принять участие в запланированном на данный вечер голосовании.

Поправка Чаплина воскрешала еще одну тему, которую, как утверждал Гладстон, парламент рассмотрел на более ранней стадии и, про себя добавил оратор, не один раз. Стремление тори сделать ставку на включение Ирландии в билль столкнулось с совершенно неожиданной трудностью. Горст от имени «четвертой партии» отклонил предложение Чаплина, и к концу вечера консерваторы оказались втянутыми в разборки внутри своей партии, о предложении Чаплина забыли и в конце концов с легкостью отклонили.

6 мая началось обсуждение деталей законопроекта. Гладстон просил свою партию не терять времени на дебаты по поправкам. Впрочем, страстные призывы премьер-министра палата общин проигнорировала[281]. Была предпринята попытка установить систему множественного голосования. Однако предложение Экройда, что любой избиратель может проголосовать один раз как владелец и один раз как проживающий, получило незначительную поддержку [282]. Более существенными были поправки, внесенные в надежде уничтожить поддельное голосования (право голоса, создаваемое путем передачи имущества лицу, не имеющему этого права. – Е.Н.) Оно стало объектом самой яростной критики. Либералы не уставали перечислять те выборы, когда данная проблема была особенно заметна[283].

Решительные нападки на множественное голосование приняли форму требования, чтобы городские жители были лишены права голосовать в графствах и чтобы было отменено голосование в университетах. Против этого оплота власти плутократов, которая была на руку вигам, радикалы объединились с частью тори. Те и другие стремились с особым рвением обосновать принцип «один человек – один голос». Однако либералы смогли помешать всяким переменам[284]. Соглашаясь с принципом «один человек – один голос», они считали, что время еще не пришло и этот вопрос следует отложить до лучших времен.

Не прекращались дебаты в отношении Ирландии. Консерватор Бродвик внес поправку об исключении Зеленого острова из билля о правах[285]. Неожиданно поправка вызвала разногласия в стане самой оппозиции. Так, Черчилль от лица «четвертой партии» выступил против поправки, он заявил, что гораздо меньшая разница существует между хибарой ирландца и жильем сельскохозяйственного работника в Англии, чем между его собственным «скромным» домом и домом члена Вестминстера, к примеру Уильяма Смита (очень богатого коммерсанта. – Е.Н.) «Экономист» заключил: «партия, один из лидеров которой голосует против нее при архиважном вопросе, не имеет благоприятной позиции для воззвания к народу»[286]. Выступление Черчилля стало одним из свидетельств внутреннего раскола консерваторов, который вышел за пределы палаты общин и касался не только реформы.

Последующие дебаты превратились в пререкания в рядах оппозиции. Одни сокрушалась по поводу положения консервативной партии, назвав Норткота ее экс-организатором. Вторые не переставали осуждать распространение билля на Ирландию. Третьи предложили отложить расширение избирательных прав до тех пор, пока к этому не будет готова Ирландия. В итоге после разделения поправка Бродвика была отклонена 332 голосами против 137[287].

Бурное обсуждение коммонеров вызвало предложение консерватора Стэнли, заключавшееся в том, что билль о расширении избирательных прав не должен вступить в силу, пока не будет принят билль о перераспределении. По его подсчетам, если произойдет роспуск между принятием двух биллей, избирательные округа графств окажутся в неуправляемом положении. В поддержку своего аргумента Стэнли привел следующие цифры: электорат в Мид-Чешире вырастет с 10 до 23 тысяч человек, в Вест-Чешире – с 13 до 27 тысяч, в Северном Ланкашире – с 18 до 42 тысяч, в Северо-Восточном Ланкашире – с 13 до 42 тысяч, в Юго-Западном Ланкашире с 28 до 73 тысяч, в Юго-Восточном Ланкашире – с 28 до 90 тысяч человек[288].

Вновь против основной линии партии выступил «маленький лорд», заявивший о своей оппозиции поправке. Его действия вызвали со стороны коллег обвинение в сговоре с правительством и поддержке либеральной партии. Со стороны правительства Гладстон яростно обрушился на эту поправку. По его мнению, она давала возможность палате лордов путем отклонения билля о перераспределении мест свести к нулю всю работу палаты общин по биллю о расширении избирательных прав и бесконечно откладывать весь вопрос о реформе[289]. В итоге после жарких дебатов предложение полковника Стенли было отклонено 276 голосами против 182[290].

Как только было покончено с поправкой Стэнли, правительство стали осаждать радикалы – «друзья реформы». Предложения были направлены на расширение масштабов билля. Большинство поправок затрагивали выборные привилегии, которые оставались нетронутыми и существующий имущественный ценз. Была отклонена поправка Лейтона об образовательном цензе – способность избирателя написать имя кандидата, за которого он отдает свой голос. Радикал Камерон предложил дать избирателю столько голосов, сколько избирается кандидатов. Премьер-министр был вынужден просить Чемберлена оказать давление на депутата, но шотландский либерал далеко не сразу согласился уступить. Поскольку многие либералы из крупных городов были заинтересованы в поправке, правительство не могло отклонить ее. Гладстон, как и в других подобных ситуациях, утверждал, что в принципе он согласен, однако в настоящий момент для данного предложения нет места[291]. В конечном счете поправка была добровольно отозвана. Не была принята поправка консерватора Бартеллота, предлагавшего сделать выплату налогов необходимым цензом[292]. Та же участь постигла предложение Брайта снизить ценз на проживание избирателя с 12 до 6 месяцев[293].

Большой резонанс вызвала революционная поправка консерваторов Стэнли Лейтона и МакЛарена, предлагающая, чтобы человек, имеющий возможность голосовать в разных избирательных округах, выбирал только один и в нем голосовал. То есть предлагался принцип «один человек – один голос». В случае принятия поправки множественное голосование в Англии было бы ликвидировано. Предложение вызвало негодование вигов, выступавших против того, чтобы лишить состоятельных избирателей дополнительного права голоса. Даже генеральный прокурор Джеймс, выступавший в 1882 г. с резкой критикой на множественное голосование, заявил, что его взгляды не изменились, однако член либеральной партии должен отстаивать политику правительства. В итоге после долгой дискуссии 16 мая поправку МакЛарена отклонили 235 голосами против 43[294].

Гладстон выбрал именно этот случай, чтобы подчеркнуть позицию правительства: «Путь, который мы избрали для рассмотрения поправки, никак не соотносится с ее ценностью. Мы не предлагаем идеальную систему избирательных прав – это вне предела досягаемости. Мы искренне просим комитет и особенно тех членов, которые обеспокоены принятием билля, вносить лишь те предложения, которые не помешают его принятию». Перед лицом такой непоколебимой позиции министерства деятельность большинства радикалов стала в основном символичной[295].

Затем началось интересное обсуждение по предложению депутата Эдварда Уоткина дать определение понятию «жилой дом». По его мнению, избирателем мог быть мужчина, обладающий или снимающий жилье не менее чем с двумя комнатами для проживания. Уоткин доказывал, что мужчина из-за бедности, алкоголизма или низкого происхождения проживающий в одной комнате с женой и детьми разного пола, не может считаться избирателем[296]. Гладстон сразу отклонил это предложение. Премьер привел в пример Глазго, в котором проживало 110 000 человек. Из них 39 000 семей избирателей ютились в комнатах, рассчитанных на одного человека. Обращая внимание на проблему бедняков, проживающих в одной комнате, радикал Дилк заметил, что большинство из них были нормальными, адекватными гражданами. Жильцы платили десять фунтов в год за свое арендованное жилище, и их никоим образом нельзя причислить к пауперам. В итоге поправка была отклонена большинством голосов[297].

Хотя правительству пришлось работать с огромным количеством незначительных поправок, дебаты в палате общин в целом были спокойными. Лидеры консерваторов решили нанести основной удар по биллю в верхней палате, поэтому общее присутствие тори в палате общин стало низким, участие в дебатах спорадическим. Во время парламентских каникул в конце мая Хикс-Бич и Солсбери, выступая в провинциях, прямо говорили, что палата лордов отклонит меру в ее нынешнем виде[298]. Гамильтон так отразил эти события в своем дневнике: «В газетах появились письма маркиза Солсбери и Норткота, в которых выражается твердая решимость сделать все возможное, чтобы обеспечить воззвания к стране»[299]. Консерваторы полагали, что для них настал наиболее благоприятный период. Проблемы во внешней политике можно было выгодно использовать как «лозунг» на выборах. Вызвать немедленное обращение к избирательным округам стало насущным вопросом в палате лордов под предводительством маркиза Солсбери[300].

В ответ Генеральный прокурор Джеймс осудил консервативных пэров. «Осознают ли они, – спрашивал он, – какие силы против них? Разве существует вопрос более важный, чем вопрос, кто должен преобладать – палата лордов или представители народа?» Спустя несколько дней маркиз Солсбери, отвечая на эти угрозы, открыто заявил, что, хотя и сомневается в реальности требования расширить избирательное право, он не возражает, чтобы по биллю было достигнуто согласие. В его глазах камнем преткновения был вопрос о перераспределении мест. Поскольку маркиз требовал предоставления «компенсации» лендлордам за утерю былых привилегий, то способ он видел только в перераспределении избирательных округов. В этой речи Солсбери выдвинул теорию «народного волеизъявления», которую он активно станет использовать в последующем. Так, в задачу палаты лордов входило следить, чтобы палата общин не фальсифицировала волю народа, то есть палата лордов не должна допускать значительных изменений в институтах страны без осведомленности и согласия народа. Поэтому лорды вольны отменить билль и дать министрам выбор: обратиться к народу или не рассматривать закон в существующем парламенте[301].

10 июня, начались дальнейшие обсуждения новых предложений по биллю. Экройдом была внесена поправка о предоставлении избирательных прав арендаторам земли, аренда которых была рассчитана на срок не менее 40 лет и имевших годовую плату в четыре фунта и выше. Палата отклонила данное предложение 168 голосами против 76[302].

Еще один пункт билля, вызвавший споры, касался даты его вступления в силу. Радикалы выступали против каких-либо ограничений вступления билля в силу, поскольку, с одной стороны, они не хотели идти на уступки оппозиции, с другой – рисковать тем, чтобы следующие выборы прошли по существующему избирательному закону. 13 июня либерал Грей предложил отсрочить вступление билля в силу до 1 января 1887 г. Поправка вызвала недовольство Гладстона, так как фактически это означало приостановку закона. В итоге, несмотря на сопротивление передовой группы, Фаулер по указанию Гладстона внес поправку, определяющую дату вступления билля в силу с 1 января 1885 г.[303].

Незамедлительно последовали инструкции консервативной оппозиции в палате общин от Солсбери: «Вы (консерваторы. – Е. Н.) должны выступить против билля, поскольку нет гарантий для принятия перераспределения, прежде чем билль о правах вступит в силу». Однако «четвертая партия» во главе с Черчиллем вновь выступила на стороне правительства, объявив о своем намерении поддержать билль. После напряженного противостояния со стороны тори предложение Фаулера было принято 256 голосами против 130 голосов[304].

В последующие дни правительство смогло довольно быстро отклонить огромное количество поправок, среди них предложение лорда Пэрси предоставить право избирательного голоса всем мужчинам, уплачивавшим подоходный налог. Предложение было встречено в штыки генеральным прокурором Джеймсом, резонно заметившим, что «правительство не согласится отдать голос этому призрачному описанию собственности»[305]. Гамильтон прокомментировал этот день следующим словами: «Триумф в палате общин был практически полный. Содержание билля изменено не было. Либеральная партия показала непоколебимость цели. Не было отклоняющихся фракций или критического разделения. Все фантазии исчезли!»[306].

В последние вечера в палате общин консерваторы хотели затормозить продвижение билля, не выступая против самой реформы. Солсбери видел положение вещей следующим образом: «Правительство усердно проталкивает билль о реформе и откладывает рассмотрение египетского вопроса. Возможно, оно предвидит поражение и хочет отклонения билля о правах в палате лордов, чтобы избежать роспуска при рассмотрении египетской темы. Я уверен, что лучше не позволять им обсуждение франшизы на этой неделе»[307]. Однако тори не могли представить эффективную оппозицию. Пристрастная консервативная «Стандарт» критиковала консерваторов за то, что принятие билля о реформе было слишком легким[308]. Накануне третьего чтения, 26 июня, Солсбери страстно призывал тори не забыть нанести биллю о реформе прощальный удар в третьем чтении[309].

Когда последняя стадия прохождения билля была достигнута, Гладстон произнес заключительную речь. По его словам, предоставление избирательных прав сельскохозяйственным работникам было рассчитано на удовлетворение интересов тори, так как сельские жители традиционно считались консервативно настроенными. По воспоминаниям депутатов, премьер-министр произносил фразы «более громкие, нежели разумные», против предстоящего отклонения билля пэрами и предупреждал о «самых печальных последствиях», если угроза осуществится[310]. Ответ последовал со стороны Бальфура: «премьер-министр никогда еще не произносил более неконституционной речи»[311]. Выступление было встречено бурной овацией со стороны заднескамеечников. Тори отстаивали права палаты лордов и обвиняли правительство в диктаторской тактике. По словам Норткота, «у оппозиции есть все причины не доверять правительству. Поэтому палата лордов справедливо требует, чтобы ей представили полные тексты обоих биллей, так как все доказательства того, что страна жаждет расширения избирательных прав, можно было найти лишь в небольшом количестве петиций, а те, кто отрицает право палаты лордов свободно рассматривать билль, наносят удар по конституции»[312].

Выражая мнение правых вигов, Гошен заметил, что консервативная партия приняла основные принципы билля. В случае роспуска парламента и прихода к власти тори сами внесут подобный законопроект, как это произошло в 1867 г. Вскоре из стана консерваторов стали раздаваться уверения, что следующая палата общин будет рассматривать билль о расширении избирательных прав более независимо и так, как это подобает парламенту, и запугивать либералов, что билль уже обречен в верхней палате[313].

Однако это не помешало принятию билля под громкие возгласы одобрения с первых скамеек (традиционно там сидели члены правительства. – Е.Н.) Оппозиция проигнорировала голосование, и Гладстон ухватился за момент, чтобы записать в отчет, что билль прошел свою конечную стадию единогласно. Бормотание инакомыслящих депутатов не дошло до слуха спикера. Даже либералы назвали речь Гладстона «быстрым прощанием». Гамильтон громогласно провозгласил: «…и против нет» всегда будет ассоциироваться с третьим чтением билля о правах в 1884 г. Замечательный триумф для мистера Гладстона!»[314].

Таким образом, подводя итоги повторим, билль, внесенный в палату общин, не был экстраординарным. Как либеральная, так и консервативная партия считали, что расширение избирательных прав послужит во благо их партии. Ситуация была предсказуемой, позиции партий были очевидны. Разногласия вызвали вопросы о включении в билль Изумрудного острова, представлении плана о перераспределении мест. Кроме того, консерваторы выступали за включение пунктов, защищающих лендлордов и крупных арендаторов. После того как правительство отказалось от каких-либо компромиссов, консерваторы объявили, что сопротивление должно исходить от палаты лордов, и проигнорировали голосование. Впрочем, несмотря на это, билль о расширении избирательных прав был принят большинством членов палаты общин.