Экономия любви

Классическая формулировка этой идеи была предложена в 1954 году сэром Деннисом Робертсоном, экономистом Кембриджского университета и бывшим студентом Джона Мейнарда Кейнса, в выступлении, посвященном двухсотлетию Колумбийского университета. В своей лекции, озаглавленной вопросом «Что экономит экономист?», Робертсон стремился показать, что несмотря на эксплуатацию «агрессивных и корыстных человеческих инстинктов», экономисты, тем не менее, выполняют моральную миссию[192].

Робертсон начал с признания того, что экономика, которая опирается на человеческое стремление к наживе, не имеет отношения к благородным побуждениям. Прививать высшие добродетели – альтруизм, милосердие, щедрость, солидарность и гражданский долг – «это занятие для проповедников, законников и клерикалов, – сказал он. – Скромная, часто неприглядная, роль экономиста состоит в том, чтобы помочь, насколько он в состоянии это сделать, облегчить стоящую перед проповедниками задачу до посильного масштаба»[193].

В чем же заключается помощь экономиста? Проводя такую политику, которая была бы основана в максимально возможной степени на материальной заинтересованности, а не на альтруизме или моральных убеждениях, экономист оберегает общество от разбазаривания скудных запасов добродетели. «Если мы, экономисты, хорошо делаем [свое] дело, – резюмировал Робертсон, – мы можем, я полагаю, сильно поспособствовать экономии… такого ограниченного ресурса, как Любовь», которая является «самым дорогим ресурсом в мире»[194].

Для тех, кто не погружен в экономику, подобный подход к рассмотрению добродетельной щедрости может показаться странным, даже надуманным. Они не допускают возможности того, что наша способность любить и бескорыстно совершать добрые дела не только не оскудевает, но и увеличивается с практикой. Подумайте о супругах. Если на протяжении всей жизни они занимались экономией любви в надежде, что смогут таким образом ее сберечь, то насколько хороша их семейная жизнь? Разве не будет их любовь лишь усиливаться от того, что они дарят ее друг другу? И если они действительно нуждаются в любви друг друга, будут ли их отношения строиться на холодном расчете потраченных и сэкономленных чувств?

Аналогичные вопросы можно задать в отношении социальной солидарности и гражданской добродетели. Должны ли мы стараться их экономить, призывая граждан заняться шопингом вместо того, чтобы идти на жертвы ради общего блага? Или нам скорее следует опасаться того, что добродетельность и общественный дух могут атрофироваться из-за редкого их использования? Многие моралисты считают верным последний вариант. Аристотель учил, что добродетель есть то, что мы культивируем в себе с практикой: «Наш характер соответствует нашим деяниям, мы становимся воздержанными, когда воздерживаемся, и храбрыми, когда совершаем храбрые поступки»[195].

Аналогичную точку зрения высказывал Руссо. Чем больше страна просит от своих граждан, тем выше их преданность к ней. «В хорошо управляемом городе на собрания приходят все жители». При плохом правлении никто не участвует в общественной жизни, «потому что никто не заинтересован в том, что происходит» и «домашние заботы становятся всепоглощающими». Гражданская добродетель не растрачивается, а множится усилиями граждан. В сущности, Руссо говорит – используйте ее, иначе вы ее потеряете. «Как только служение обществу перестает быть главным делом граждан и они предпочитают служить ему своими деньгами, а не поступками, государство оказывается на грани краха»[196].

Рассуждения, предлагаемые Робертсоном, отличаются беззаботным, спекулятивным духом. Однако его слова о том, что любовь и щедрость являются истощаемыми ресурсами, продолжают оказывать сильное влияние на моральные представления экономистов, даже если они не выказывают их в явной форме. Это не входит в официальные учебники по экономике, как закон спроса и предложения. Никто не проверял справедливость рассуждений Робертсона опытным путем. Это больше напоминает аксиому, под которой готовы подписаться многие экономисты.

Спустя почти полвека после лекции Робертсона экономист Лоуренс Саммерс, являвшийся на тот момент президентом Гарвардского университета, был приглашен в Гарвардский мемориальный храм, чтобы публично прочесть утреннюю молитву. В итоге он поведал собравшимся, что «экономика может способствовать размышлениям о вопросах морали». В экономике, заявил он, «слишком редко ценятся присущие ей не практические, а моральные качества»[197].

Саммерс отметил, что экономисты делают «более сильный акцент на уважении к отдельной личности, а также на потребностях, вкусах, выборе и суждениях, которые они выносят сами для себя». В отношении стандартного утилитарного подхода к определению общественного блага как суммы субъективных человеческих предпочтений он высказался следующим образом: «Очень многие экономические выводы основываются на том, что благо представляет собой совокупность множества субъективных оценок собственного благополучия», вне зависимости от моральной стороны этих представлений.

Он проиллюстрировал этот подход, обращаясь к студентам, которые выступали за бойкот товаров, произведенных на предприятиях с непосильно тяжелыми условиями труда: «Мы все сожалеем о том, в каких условиях приходится работать многим людям на этой планете, и о тех ничтожных компенсациях, которые они получают за свой тяжелый труд. И, безусловно, поводом для морального беспокойства является то, что раз рабочие добровольно трудятся в столь тяжких условиях, значит, они не имеют лучшей альтернативы. Являются ли действия, приводящие к еще большему ограничению их выбора, актом уважения, любви или даже беспокойства за судьбу этих людей?»

Он заключил, отвечая тем, кто критикует рынок за то, что тот опирается на эгоизм и жадность: «В каждом из нас не так много альтруизма. Экономисты вроде меня предпочитают рассматривать альтруизм как ценное и редкое благо, которое необходимо сберегать. Наилучшим способом такого сбережения является разработка системы, в которой желания людей будут удовлетворяться за счет корыстных интересов. Это позволит нам сохранить свой альтруизм для наших семей, наших друзей и для решения многих социальных проблем этого мира, которые нельзя разрешить рыночными методами».

Здесь он высказался в поддержку мнения Робертсона. Обратите внимание, что слова Саммерса производят еще более удручающее впечатление, чем версия Эрроу. Он указывает, что безрассудное расходование альтруизма в социальной и экономической жизни не только истощает ресурсы, которые могут быть направлены на достижение иных общественно значимых целей, но и обделяет альтруизмом наши семьи и наших друзей.

Такой экономистский взгляд на добродетель способствует усилению рыночных позиций и проникновению рынка в недоступные ему ранее сферы человеческой жизнедеятельности. Но на самом деле приведенная метафора вводит в заблуждение. Альтруизм, щедрость, солидарность и гражданский дух не относятся к тем ресурсам, которые истощаются по мере их использования. Они больше похожи на мышцы, которые развиваются и крепнут благодаря физической нагрузке. Одним из недостатков рыночного общества является то, что оно способствует истощению добродетели. Поэтому для возрождения нашей общественной жизни мы должны не экономить, а эксплуатировать свои лучшие моральные качества как можно чаще.