Глава 8 Чем хороши потогонные фабрики

Производящая одежду компания American Apparel гордо заявляет, что она «не использует потогонное производство»:

Наши швеи получают в 50 раз больше,[211] чем у конкурентов! В Бангладеш швея зарабатывает в среднем 600 долларов в год. Опытные швеи в American Apparel могут заработать 30 тыс. долларов и дополнительно получить такое благо, как полное медобслуживание. Одежду American Apparel создают заинтересованные, получающие справедливую плату за свой труд люди, у которых есть не только работа, но и карьера. В нашей культуре ценятся трудовые достижения и социальное восхождение. И главное – у наших работников есть возможность повлиять на развитие компании. В American Apparel называют это «свободой от потогонного производства» – мы придумали этот термин в 2002 году.

Популярность American Apparel – лишь один из примеров тенденции к «ответственному» потреблению (ethical consumerism), в рамках которого покупатели тратят чуть больше денег на товары, произведенные работниками, с которыми хорошо обращаются, и так (в теории) делают мир лучше.

Рассмотрим «ответственное» потребление через призму эффективного альтруизма, чтобы выяснить, действенный ли это способ приносить пользу. Я буду говорить о потогонном производстве, о «честной торговле», о «малоуглеродном» образе жизни и вегетарианстве. Я веду к тому, что «ответственное» потребление не вполне оправдывает свою репутацию – по крайней мере, в сравнении с другими способами принести пользу. Начнем с потогонных фабрик.

Потогонное производство – это предприятия в бедных странах, обычно азиатских и южноамериканских, производящие для богатых стран товары наподобие тканей, игрушек и электроники и отличающиеся поистине ужасными условиями труда.[212] Нередко работники трудятся 16 часов 6–7 дней в неделю. Порой им запрещают делать перерыв на обед или выходить в туалет. Кондиционеры там редкость, поэтому в цехах бывает очень жарко. Заботой о здоровье и безопасности в основном пренебрегают. Случается, что работодатели еще и третируют своих работников.

Многие выступали за бойкот продукции потогонных фабрик, и на этой почве возникло несколько быстро растущих организаций (например United Students Against Sweatshops, National Mobilization Against Sweatshops, SweatFree Communities и No Sweat Apparel), имеющих целью положить конец использованию рабского труда. По этой причине в обществе имеется значительная враждебность по отношению к Nike, Apple и Disney и другим крупным компаниям, опирающимся на потогонное производство.

Намерения этого движения благородны: выступающие против потогонного производства люди справедливо возмущены ужасными условиями работы. Однако те, кто выражает свой протест, отказываясь от произведенных подобным образом товаров, совершают ошибку (гл. 5) или не задумываются о том, что произошло бы в противном случае. Мы считаем, что если люди отказываются покупать продукцию потогонных фабрик, то эти предприятия не выдержат конкуренции и закроются, а люди найдут лучшую работу.

Но это не так. Для граждан развивающихся стран потогонная фабрика – хороший вариант. Альтернативы, как правило, еще хуже – изнурительный и низкооплачиваемый труд в поле, сбор мусора или безработица. Это ярко проиллюстрировал[213] колумнист «Нью-Йорк таймс» Николас Д. Кристоф, представивший интервью с Пим Срей Рат из Камбоджи. Эта женщина собирает на свалке пластик, чтобы сдать его в переработку. «Я очень хотела бы получить работу на фабрике, – объяснила она. – По крайней мере, это работа в тени. А у нас жарко».

Четким индикатором того, что работа на потогонной фабрике для жителей развивающихся стран представляет собой сравнительно неплохой вариант, является огромный спрос на нее. Почти все работники трудятся там добровольно, и некоторые прикладывают серьезные усилия, чтобы заполучить место. В начале XXI века ради места на такой фабрике в Таиланд въехало почти 4 млн человек из Лаоса, Камбоджи и Мьянмы,[214] а многие боливийцы нелегально едут в Бразилию,[215] чтобы работать на потогонном производстве. Средний ежегодный заработок на таком предприятии в Бразилии составляет 2 тыс. долларов. По нашим меркам это не так много, однако это на 600 долларов в год больше, чем средний заработок в Боливии, где люди трудятся в основном в сельском хозяйстве или на шахтах. Средний ежедневный заработок[216] работника потогонной фабрики таков: 2 доллара в Бангладеш, 5,5 доллара в Камбодже, 7 долларов на Гаити и 8 долларов в Индии. Это, разумеется, крохи, но по сравнению с 1,25 доллара, на которые в день живет большинство граждан этих стран, спрос на такую работу объясним. Поскольку условия потогонного производства ужасны, нам трудно представить, как люди могут рисковать депортацией просто ради работы. Но это потому, что крайности мировой нищеты почти невообразимы (гл. 1).

На самом деле экономисты и правого, и левого толка[217] не сомневаются в том, что потогонные фабрики для населения бедных стран – это благо. По словам нобелевского лауреата, экономиста левых взглядов Пола Кругмана, «преобладает мнение, что расширение занятости этого типа – невероятно хорошая новость для бедняков мира». Джеффри Сакс, экономист из Колумбийского университета и один из главных сторонников помощи живущим в нищете, заявил: «Меня заботит[218] не то, что потогонных фабрик слишком много, а то, что их слишком мало». Причина широкой их поддержки экономистами заключается в том, что производство с низкой зарплатой[219] и широким применением ручного труда является для экономики, ориентированной на сельское хозяйство, своеобразным трамплином. Европа и Северная Америка, где в эпоху Промышленной революции применялось потогонное производство, в итоге пришли к куда более высоким стандартам жизни. Эта стадия развития длилась более ста лет, потому что индустриализация была новым явлением. В XX же веке некоторые государства прошли этот этап гораздо быстрее. Четыре восточноазиатских «тигра» являют собой пример форсированного развития. Гонконг, Сингапур, Южная Корея и Тайвань, будучи в начале XX века бедными сельскохозяйственными регионами, к середине столетия эволюционировали в ориентированные на потогонное производство страны и в последние десятилетия превратились в ведущие индустриальные державы.

Поскольку для бедных стран потогонные фабрики – это благо, то, бойкотируя их продукцию, мы лишь усугубляем страдания людей. И это не просто гипотетическое утверждение. В 1993 году сенатор от штата Айова Том Харкин внес в Конгресс законопроект «О недопущении детского труда», который сделал бы нелегальным ввоз в США товаров из стран, где применяется детский труд. В то время в Бангладеш очень много детей было занято на потогонном производстве готовой одежды. Фабрики, опасаясь, что законопроект будет принят, тут же уволили 50 тыс. детей-работников. По данным Министерства труда США, эти дети не пошли учиться и не нашли место получше: «Считается, что большинство их[220] нашло работу на других швейных фабриках, в более мелких, незарегистрированных субподрядных пошивочных мастерских, или в других отраслях». Учитывая, что транснациональные корпорации обычно платят гораздо больше, чем местные владельцы потогонных фабрик, скорее всего, жизнь этих детей стала хуже. И действительно: ЮНИСЕФ выяснил,[221] что многие из уволенных несовершеннолетних швей ради куска хлеба пошли на отчаянные меры, например, занялись проституцией.

Разумеется, условия труда на потогонных фабриках ужасны и вызывают справедливый гнев.[222] Однако правильный ответ – не отказ от изготовленных там товаров ради товаров, произведенных в нашей стране.[223] Нам необходимо постараться покончить с нищетой, которая делает потогонные фабрики желанным местом работы.

Как насчет покупки продукции компаний наподобие People Tree, Indigenous и Kuyichi, которые используют труд людей из бедных стран (в отличие от American Apparel), но претендуют на соблюдение более высоких трудовых стандартов? Поступая так, мы избегнем использования потогонных фабрик – и в то же время предоставим беднякам даже лучшие возможности для работы.

Если бы мы могли эффективно передавать блага очень бедным путем давления со стороны потребителей, я поддерживал бы «ответственное» потребление. Однако я не уверен, что оно действует так, как задумано. Рассмотрим самую популярную попытку улучшить условия труда очень бедных людей: «честная» торговля (Fairtrade).

Аттестация «ответственного» производства – это попытка добиться более высокой оплаты труда в бедных странах. Обычно она используется для продукции, изготовленной в развивающихся странах, например бананов, шоколада, сахара, кофе и чая. Сертификат получают лишь производители, удовлетворяющие нескольким критериям, например выплачивающие зарплату не ниже минимальной и соблюдающие оговоренные требования безопасности труда. У сертификата «ответственного» производства два плюса. Во-первых, производителям гарантирована определенная минимальная цена. Так, производители кофе гарантированно получают 1,4 доллара за фунт товара, даже если рыночные цены опускаются ниже 1,4 доллара. Во-вторых, производителям выплачивается «социальная премия» по высшим рыночным расценкам. Для кофе, если его рыночная цена выше 1,4 доллара, производителям доплачивают по 20 центов за фунт товара. Эта «премия» используется на оплату определяемых демократическим путем проектов в общинах.

Спрос на «честно произведенную» продукцию стремительно вырос. Эта марка появилась лишь в 1988 году, однако уже в 2014 году мировой объем продаж сертифицированных товаров достиг 6,9 млрд долларов.[224] Не может не радовать то обстоятельство, что столько людей готовы платить больше, чтобы крестьяне в других странах получили честную плату за свой труд. Но если мы задумываемся о покупке «честно произведенной» продукции, то надо спросить себя, сколько пользы мы на самом деле приносим населению бедных стран, отстегивая несколько лишних долларов за «честно произведенный» кофе. Ответ – «обескураживающе мало».

Тому имеются три причины. Во-первых, покупая «честно произведенную» продукцию, вы, как правило, не передаете деньги беднейшим в мире людям. Отвечать стандартам «ответственного» производства трудно, а значит, в большинстве случаев жители беднейших стран не могут себе позволить такую лицензию. Так, большая доля «честно произведенного» кофе ввозится из сравнительно благополучных стран,[225] например из Мексики и Коста-Рики, которые вдесятеро богаче беднейших стран вроде Эфиопии. В гл. 1 мы видели, как быстро уменьшается ценность денег и как разительно неравенство в мире. Это значит, что даже если приобретение «честно произведенной» продукции было бы хорошим способом больше платить крестьянам, полезнее было бы покупать «нечестно произведенные» в беднейших странах товары, а не товары, «честно произведенные» в более богатых странах. Коста-Рика в 10 раз богаче Эфиопии, и для эфиопа 1 доллар в среднем стоит больше, чем несколько долларов для костариканца.

Во-вторых, из дополнительных денег, которые тратятся на «честно произведенные» товары, в собственные руки крестьян попадает очень малая часть. Остальное забирают посредники. Фонд Fairtrade Foundation не приводит данных, какая доля надбавки достается производителям кофе, но независимые исследователи дали кое-какие оценки. Консультант Всемирного банка Питер Гриффитс на примере одной английской сети кафе вычислил: экспортерам в беднейших странах достается менее 1 % надбавки[226] за «честно произведенный» кофе. Финские профессора Йони Валкила, Пертти Хапаранда и Ниина Ниеми выяснили, что до стран-производителей доходит лишь 11 % надбавки[227] к цене продаваемого в Финляндии «честно произведенного» кофе. Профессор Бернард Килиан и его коллеги из Центральноамериканского института делового администрирования (INCAE) обнаружили, что хотя в США «честно произведенный» кофе продается дороже обычного на 5 долларов за фунт, производители получают лишь 40 центов с фунта[228] товара (8 %). (Для сравнения: если вы жертвуете GiveDirectly 1 доллар, беднякам достается 90 центов.)

Наконец, даже те небольшие деньги, которые доходят до производителей, не обязательно трансформируются в повышенные заработки. Эта надбавка гарантирует более высокую цену на товары от организаций, имеющих сертификат ответственного производства, но не повышение закупочной цены для крестьян, которые работают на эти организации. Профессор Кристофер Крамер из Школы востоковедения и африканистики Лондонского университета возглавлял команду исследователей, четыре года изучавших заработок работников «ответственных» предприятий в Эфиопии и Уганде.[229] Они выяснили, что эти работники, как правило, получали более низкую зарплату и имели худшие условия труда, нежели работники аналогичных потогонных предприятий, а также – что самые бедные часто не имеют доступа к социальным проектам, которые система «честного» производства выдает за свой главный успех. Крамер отметил:

Английскую публику заставили поверить,[230] что, переплачивая за кофе, чай и цветы с сертификатом, она изменит к лучшему жизнь бедных африканцев. Тщательный сбор данных и их анализ в рамках этого четырехлетнего проекта показывают, что в районах проведения исследования «честное» производство не стало эффективным механизмом улучшения жизни работников – беднейшего сельского населения.

Независимые исследователи пришли практически к тем же выводам. Хотя данных мало (и это само по себе внушает беспокойство), можно с уверенностью сказать, что сертификация «ответственного» производства не улучшила жизнь сельскохозяйственных рабочих.[231] Даже в исследовании, проведенном по заказу фонда Fairtrade Foundation, сказано, что «данных о влиянии участия в „ответственном“ производстве на работников недостаточно».[232]

Учитывая это, причин покупать «честно произведенную» продукцию мало. Вы в лучшем случае передадите очень небольшую сумму жителям сравнительно благополучных стран. Значительно больше пользы вы принесете, приобретая более дешевые товары и жертвуя сэкономленное одной из упомянутых затратоэффективных организаций.

Другая сфера «ответственного» потребления – «экологичная жизнь» (green living). Из расчета на душу населения США выбрасывают в атмосферу больше парниковых газов, чем любая другая большая страна, причем средний взрослый американец ежегодно производит 21 т эквивалента углекислого газа. (Эквивалент углекислого газа, или СО₂-эк, – это способ измерения вашего углеродного следа, включающего парниковые газы кроме углекислого, например метан и закись азота.) Изменение климата – дело серьезное. Естественно желать что-нибудь исправить в этой области, и очевидный путь – двигаться в сторону «малоуглеродного» образа жизни.

К сожалению, многие популярные способы[233] уменьшить эмиссию парниковых газов очень неэффективны. Вот одна из распространенных рекомендаций: выключайте электронные устройства, которыми не пользуетесь в данный момент, а не держите их в режиме ожидания. Однако это мало что дает по сравнению с другими доступными вариантами. Одна горячая ванна добавляет к вашему углеродному следу больше, чем на год оставленное в розетке зарядное устройство для телефона. А если телевизор целый год держать в режиме ожидания (у этого прибора один из худших показателей потребления энергии), это добавит к вашему углеродному следу меньше, чем всего два часа езды на машине. Другой совет гласит: выходя из комнаты, выключайте свет. Однако на освещение приходится лишь 3 % домашнего потребления энергии, так что даже если никогда не пользоваться освещением в доме, вы сэкономите гораздо менее 1 т выбросов.[234] Полиэтиленовые пакеты[235] также вызывали серьезную озабоченность, но, по самым щедрым оценкам, если перестать ими пользоваться, вы сэкономите в год лишь 100 кг СО₂-эк, то есть 0,4 % следа. Аналогично переоценивают пользу от покупки товаров местного производства: на транспортировку продуктов питания приходится всего 10 % углеродного следа,[236] а 80 % приходится на производство. Так что куда важнее то, какие продукты вы покупаете, а не то, где они произведены. Отказываясь раз в неделю от красного мяса[237] и молочных продуктов, вы добьетесь куда большего сокращения углеродного следа, чем покупая продукты исключительно местного производства. На самом деле одна и та же пища порой дает больший углеродный след, будучи произведена на месте, а не импортирована. Так, углеродный след помидоров, выращенных в Северной Европе,[238] впятеро превышает углеродный след испанских помидоров – из-за необходимости отопления и освещения теплиц выбросы многократно превышают те, что возникают при транспортировке товара.

Самые эффективные способы сокращения эмиссии следующие: снизить потребление мяса (особенно говядины[239] – примерно на 1 т СО₂-эк в год), меньше путешествовать (ездите на машине вдвое меньше,[240] и это уберет 2 т СО₂-эк в год; откажитесь от одного перелета[241] из Лондона в Нью-Йорк и обратно – и уберете еще 1 т), меньше пользоваться электричеством и газом дома (особенно если утеплить чердак[242] – в отдельно стоящем доме это сэкономит 1 т СО₂-эк).

Однако есть еще более эффективный способ снизить объем эмиссии: взаимозачет. Вместо того чтобы сокращать собственные выбросы парниковых газов, вы платите за проекты, которые сокращают или позволяют избежать эмиссии парниковых газов где-либо еще.

Экологи часто критикуют систему углеродного взаимозачета. Вот что пишет английский журналист Джордж Монбиот:[243]

Если углерод, высвобождаемый нами[244] при полетах или езде на автомобиле, конкретен и поддается учету, то объем углерода, поглощаемого взаимозачетными проектами, оценить куда труднее. Многие будут иметь успех и сохранятся необходимое время. Другие провалятся, особенно предпринимаемые некоторыми компаниями усилия в области лесонасаждения. Чтобы претендовать на экономию углерода, также надо продемонстрировать, что эти проекты без вас не состоялись бы – что Мексика не решила бы собирать метан на своих свинофермах, а индийцы не покупали бы новые кухонные плиты по собственному почину. Иными словами, необходимо заглянуть в гипотетическое будущее. А я еще не встречал сотрудников компаний по углеродному взаимозачету, обладающих сверхъестественными способностями.

В офисах «Трэвелкер» и на принадлежащих «Бритиш петролеум» заправочных терминалах можно купить благодушие, политическую апатию и самодовольство. Но выживание планеты не купишь.

Свою точку зрения Монбиот доносит несколько мелодраматично, но его беспокойство оправдано. В отношении многих программ взаимозачета нельзя с уверенностью сказать, насколько они на самом деле эффективны. Например, многие авиакомпании предлагают при выборе рейса вариант доплаты в зачет вашего вклада в эмиссию парниковых газов во время этого полета. Если вы это сделаете, вам придется довериться авиакомпании в плане взаимозачета этих выбросов. Но вдруг авиакомпания сделает это не так эффективно? Или вдруг они переоценивают сокращение эмиссии парниковых газов в рамках своих проектов? Если так, то деньги, которые вы платите за взаимозачет, покрывают не все ваши выбросы, а только их часть.

Однако озабоченность Монбиота не является достойным аргументом против углеродного взаимозачета вообще. Она просто показывает, что нужны некоторые исследования, чтобы найти по-настоящему эффективный способ. Именно этим мы занимаемся в организации Giving What We Can. Мы изучили более 100 благотворительных организаций, претендующих на сокращение эмиссии парниковых газов с помощью пожертвований, и попытались рассчитать, какие из них наиболее затратоэффективно предотвращают эмиссию 1 т СО₂-эк. Лучшей мы сочли Cool Earth.

Эта организация была основана[245] в 2007 году в Великобритании бизнесменом Йоханом Элиашем и членом английского Парламента Фрэнком Филдом, озабоченными защитой дождевых лесов и влиянием массовых вырубок на экологию. Организация ставит своей целью борьбу с глобальным потеплением путем предотвращения вырубок, в первую очередь в бассейне Амазонки. Пожертвованные деньги они используют на экономическое развитие поселений в дождевых лесах до такого уровня, когда общины смогут обходиться без продажи своей земли лесорубам. Сама организация Cool Earth не покупает дождевые леса, а предоставляет местным жителям экономическую помощь, помогая им организовать бизнес более прибыльный, нежели продажа древесины. Это предполагает, кроме прочего, защиту прав собственности, улучшение социальной инфраструктуры и развитие связей обитателей лесов с рынками, где они могут выгодно продавать свою продукцию. Таким образом, работа Cool Earth, будучи направлена на предотвращение изменения климата, заодно улучшает жизнь обитателей дождевых лесов.[246]

Это явно непрямой путь (нечто похожее на помощь в развитии), и потому невольно задумываешься, эффективный ли это способ защитить леса. Но если местные жители хотят сохранить лес, но не могут себе позволить не продавать древесину, то помочь такому поселению найти альтернативную стратегию кажется многообещающим способом принести большую пользу за сравнительно небольшие деньги. Есть данные, что программа оказалась эффективной: в районах, где действовала Cool Earth, вырубок стало меньше.[247] Более того, Cool Earth подходит к выбору районов для предоставления помощи стратегически. Защищая ключевые районы, организация способна создать «стену», защищающую от нелегальных порубок куда большую территорию.

Сотрудники Cool Earth утверждают, что защита 1 акра дождевых лесов от вырубки обходится им примерно в 100 долларов[248] и что каждый акр связывает 260 т СО₂.[249] Значит, предотвращение эмиссии 1 т СО₂ стоит около 38 центов.

Однако, анализируя деятельность Cool Earth, мы старались сохранять осторожность, поэтому провели собственное исследование. Изучив их достижения, мы оценили затраты Cool Earth на защиту 1 акра дождевых лесов, который защищает еще 4 акра за счет отгораживания, в 154 доллара. Если предположить, что защита 1 акра обошлась в 103 доллара,[250] то 30 % аналогичных зон дождевых лесов, не защищенных Cool Earth, были вырублены. Однако могло случиться, что, защищая определенный участок, Cool Earth просто заставляет лесорубов выбрать другой участок. Мы приняли это во внимание, используя экономические данные, и вывели, что каждый акр, защищенный Cool Earth, предотвратил бы вырубку 0,5 акра, давая стоимость в 206 долларов на 1 защищенный акр.

Оценка в 260 т СО₂ уже занижена: здесь не учтен углекислый газ в почве и не принимаются во внимание эмиссию иных, кроме СО₂, парниковых газов. Но есть риск, что в будущем лес все равно будет вырублен, и по этой причине мы снизили оценку до 153 т СО₂ на 1 акр.

Разделив одно число на другое (206 долларов на предотвращение эмиссии 153 т СО₂), получаем наиболее вероятную оценку: 1,34 доллара на 1 т СО₂. При всех стараниях сохранять осторожность, показатель все-таки кажется заниженным. Так что, подстраховавшись, мы могли бы принять погрешность в 300 % и остановиться на 5 долларах на предотвращение эмиссии 1 т СО₂.

Таким образом, взрослый американец, ежегодно выплачивая в среднем 105 долларов, может целиком компенсировать свои выбросы углерода. Это значительная сумма, но для большинства людей это куда меньше, чем пришлось бы потратить на заметные перемены в образе жизни, например на отказ от авиаперелетов. Это предполагает, что простейший и наиболее эффективный способ сократить свой углеродный след – просто жертвовать деньги Cool Earth.

Выдвигаются и другие возражения против углеродного взаимозачета, однако они не очень убедительны. Так, в цитированной выше статье Джордж Монбиот сравнивает углеродный взаимозачет с торговлей индульгенциями. (Сатирический сайт CheatNeutral.com предлагает следующую услугу: «Когда вы обманываете партнера,[251] вы добавляете в атмосферу разочарования, боли и ревности. CheatNeutral компенсирует ваш обман, платя кому-либо другому, чтобы он хранил верность и не обманывал. Это нейтрализует боль и отрицательные эмоции и оставит вас с чистой совестью».)

В обоих случаях аналогия неверна. Покупая индульгенцию, вы не «аннулируете» прегрешение. А совершая эффективный углеродный взаимозачет, вы предотвращаете вред. Если на протяжении жизни вы не только выбрасываете углекислый газ в атмосферу, но и компенсируете его эмиссию, то в конечном счете ваша жизнедеятельность не сказывается на изменении климата. Аналогично «компенсация» измены (будь это возможно) все равно влияла бы на того, кому причинен вред, даже останься общее число измен постоянным. А углеродный взаимозачет «эквивалентен» тому, чтобы вообще никогда не совершать измен.

Еще одна область, где люди пытаются изменить свои потребительские привычки в надежде улучшить мир, – это мясоедение и вегетарианство. Я упоминал, что отказ от мяса (особенно говядины) – это действенный способ уменьшить свой углеродный след. Однако мы также видели, что, делая пожертвования организации Cool Earth, можно примерно за 5 долларов компенсировать 1 т выбросов. Если вам проще отдать пятерку, чем сделаться вегетарианцем, то экологические аргументы в пользу отказа от мяса весьма слабы.

Довод о благополучии животных сильнее. Почти всех сельскохозяйственных животных разводят на фермах промышленного типа, что причиняет животным тяжкие и ненужные страдания просто ради небольшого снижения себестоимости. Условия жизни скота описаны в книгах, статьях и документальных фильмах, так что я избавлю вас от мрачных подробностей.[252] Я убежден в важности гуманного обращения с животными и по этой причине уже много лет вегетарианец.

Но довод о благополучии животных относится к одним видам куда в большей степени, чем к другим, поскольку производство одной продукции сопровождается большими страданиями, чем производство другой. Так, отказ от курятины и яиц позволит вам уберечь от страданий максимум животных – из-за условий, в которых эти животные содержатся, и числа животных, необходимых для обеспечения определенного количества калорий.

Из всех сельскохозяйственных животных[253] в наихудших условиях (причем с большим отрывом) содержатся цыплята-бройлеры, куры-несушки и свиньи. Экономист и специалист по сельскому хозяйству Бейли Норвуд приводит количественные оценки благополучия животных[254] (и это все, что мне удалось найти на эту тему). Норвуд оценил благополучие по шкале от –10 до +10, где отрицательные числа означают, что, с точки зрения животного, лучше быть мертвым. Благополучие коров мясных пород он оценил на +6, а молочных – на +4. Оценка благополучия цыплят-бройлеров составляет –1, а свиней и кур клеточного содержания – лишь –5. Иными словами, коровам живется куда лучше, чем бройлерам, несушкам или свиньям.

Другой аспект – это число используемых животных. Средний американец ежегодно потребляет: 28,5 цыпленка-бройлера, 0,8 куры-несушки, 0,8 индейки, 0,37 свиньи, 0,1 коровы мясных пород и 0,007 молочной коровы. Можно предположить, что отказ от курятины имеет куда больший эффект, чем любая другая перемена рациона. Однако большинство бройлеров живет всего шесть недель, поэтому, коль скоро нас заботит, сколько времени животное проводит в условиях фермы, уместнее считать в животногодах. Ежегодный рацион среднего американца в пересчете таков: 3,3 года цыплят-бройлеров (28,5 цыпленка, каждый живет 1,5 месяца), 1 год – кур-несушек, 0,3 года – индеек, 0,2 года – свиней, 0,1 года – коров мясных пород и 0,03 года – молочных коров.

Приняв во внимание эти два соображения, приходим к выводу, что наиболее эффективный способ избавить животных от страданий – это перестать есть курятину, затем – яйца, а затем – свинину. Поступая так, вы избавите большинство животных от страданий на максимально долгий срок.

Это может иметь нежелательные последствия для поборников благополучия животных. Нередко они рекламируют экологические преимущества вегетарианства и его пользу для здоровья, ссылаясь на исследования, указывающие, что те, кто не ест мяса, в меньшей степени подвержены сердечно-сосудистым заболеваниям. Эти люди часто ратуют за исключение из рациона говядины, поскольку мясное животноводство сопровождается обильной эмиссией СО₂-эк, а употребление в пищу красного мяса связано, в частности, с сердечными заболеваниями. Однако если покупатели внимают экологическим или медицинским доводам и снижают потребление говядины, взамен увеличивая потребление курятины, то получается, что поборники благополучия животных провоцируют больше страданий, чем устраняют.

Выше я предположил, что взаимозачет мог бы служить более легким и действенным способом сократить углеродный след, чем крупные перемены в образе жизни. Применим ли здесь тот же аргумент? Вместо того чтобы лично отказаться от мяса, не могли бы люди «компенсировать» потребление мяса пожертвованиями зоозащитным организациям, побуждая стать вегетарианцем другого человека, который иначе им не стал бы? Не думаю. Между эмиссией парниковых газов и потреблением мяса принципиальная разница: если вы компенсируете эмиссию парниковых газов, то никому от ваших выбросов вреда нет. Напротив, если вы компенсируете потребление мяса, то просто заменяете на ферме животных одного вида другим. Это делает мясоедение и его компенсацию менее похожими на взаимозачет и больше – на совершение измены и ее компенсацию. А это, как все мы согласны, аморально.

Если вам небезразличны страдания животных, то определенно стоит изменить рацион, либо отказавшись от самых вредных продуктов (по крайней мере от яиц, курятины и свинины), либо сделавшись вегетарианцем или веганом. Однако нет причин этим ограничиваться. С точки зрения благополучия животных, польза от ваших пожертвований кажется даже большей, чем вы можете принести, изменив собственное поведение. По данным благотворительной организации Animal Charity Evaluators,[255] убедить одного человека перестать есть мясо в течение года обойдется примерно в 100 долларов, если пожертвовать деньги фондам Mercy For Animals и Humane League. Если ежегодно вы способны жертвовать на зоозащитные проекты еще больше, то ваше решение жертвовать на защиту животных даже полезнее, чем личный выбор стать вегетарианцем.

Мы увидели, что изменение потребительских привычек – не самый эффективный способ приносить пользу (хотя связь ожидания и ценности показывает, что в определенных случаях изменить свое поведение все-таки стоит). Что бы ни заботило нас – мировая нищета, изменение климата или благополучие животных, – решение, сколько и кому жертвовать, куда важнее в отношении пользы, чем то, какую продукцию покупать.

По зрелом размышлении, следует ожидать, что так и будет. Жертвуя, вы можете убедиться, что ваши деньги потрачены лишь на самую эффективную деятельность. Учитывая разницу между наилучшей и просто очень хорошей деятельностью, это действительно важно. Напротив, тратить больше на «ответственно» произведенную продукцию – неудачный способ приносить пользу.

Однако все может обстоять еще хуже. Есть основания полагать, что возникновение «ответственного» потребления может оказаться (с точки зрения равновесия) даже вредным. Психологи обнаружили[256] явление, названное приобретением «морального права» (moral licensing): сделав доброе дело, люди нередко «компенсируют» это тем, что совершают меньше благих поступков в будущем.

В рамках эксперимента[257] участникам предложили выбрать товар либо «зеленый» (вроде энергосберегающей лампочки), либо обычный (вроде лампы накаливания), а после выполнить предположительно никак не связанное задание на зрительное восприятие. На дисплее демонстрировался пересеченный по диагонали квадрат, и в нем вспыхивали комбинации из 20 точек. Испытуемые должны были нажимать на клавишу, чтобы обозначить, где больше точек – справа от диагонали или слева от нее. Правильный ответ был всегда очевиден, и экспериментаторы подчеркивали важность максимальной точности, говоря испытуемым, что результаты будут использованы при планировании других экспериментов. Однако испытуемым было сказано, что им заплатят 0,5 цента всякий раз, когда они покажут, что точек больше слева, и 5 центов – если справа. Таким образом, у них был мотив солгать, и за ними никто не следил. Более того, испытуемым разрешили самим брать плату из конверта, так что у них имелась и возможность украсть.

Что же произошло? Люди, купившие «зеленый» товар, в гораздо большей степени оказались склонны и солгать, и украсть, чем те, кто приобрел обычный товар. Их демонстрация «ответственного» поведения подсознательно давала им право действовать неэтично, если представится случай.

Поразительно, что эффект «морального права» можно вызвать, просто сказав, что ты сделал что-нибудь хорошее. Половину участников эксперимента попросили представить, что они помогают иностранному студенту, попросившему разобраться в лекции. Впоследствии, когда им предоставили шанс, они пожертвовали на благотворительность значительно меньше, чем вторая половина участников, которых не просили воображать, что они помогают иностранному студенту.

Получение «морального права» показывает, что люди нередко сильнее озабочены тем, чтобы показаться или почувствовать себя хорошими, нежели тем, чтобы действительно делать добро. Если вы «вносите лепту», покупая энергосберегающую лампочку, то ваш статус хорошего человека будет поставлен под сомнение с меньшей вероятностью, чем если вы украдете немного денег.

Нередко эффект получения «морального права» в меньшей степени важен для принятия решения. Когда мы поощряем поступки, действительно могущие сделать мир лучше, то для нас не так уж важно, если люди, их совершающие, до некоторой степени «компенсируют» эти поступки уклонением от участия в других альтруистических проектах. Если мы поощряем людей[258] к незначительным поступкам, но представляем это как первый шаг к большому делу, то эффект получения «морального права» может и не возникнуть. Однако он становится принципиальным, когда людей поощряют к неэффективным актам альтруизма: впоследствии они с меньшей вероятностью сделают что-нибудь полезное. Так, если приобретение «зеленой» продукции заставляет человека тратить меньше времени или денег на иную, более полезную деятельность, то распространение такой продукции может оказаться вредным.

Итак, обдуманные пожертвования нередко приносят пользу гораздо большую, чем «ответственное» потребление. Теперь рассмотрим область, где вы можете принести невероятную пользу: собственную карьеру.