Глава 3 Коммуникация по-русски: монологичность
Глава 3
Коммуникация по-русски: монологичность
Когда древний человек научился говорить, он говорил сам с собой. Выглядело это печально. Он издавал невнятные звуки, которые только он и понимал. Со временем, конечно, все изменилось, но сначала было так. Откуда мы это знаем?
Дело в том, что психологи давно открыли (см. работы Ж. Пиаже), что человек во время своего роста и взросления проходит все стадии развития, которые проходил его далекий предок в течение миллионов лет. Например, у человека появляются и отмирают жабры, он учится различать предметы и так далее. Определенный возраст эквивалентен определенному развитию. У 14-летнего подростка активно работает стремление утвердиться на этой земле, противопоставить себя обществу. В этот же период он активно интересуется противоположным полом и испытывает большой эмоциональный стресс. Первое и второе одновременно заставляют его специфически реагировать на окружающий мир. Он рассказывает скабрезные анекдоты, весь его маленький мозг наполнен смятением, в котором сексуальные фантазии играют не последнюю роль.
И то же самое мы видим в местах заключения. Среда такова, что она держит человека на уровне развития 14-летнего пацана. Это не странно, что его мозг занят именно агрессией и сексуальными переживаниями. Несвобода губительна для человека. Особенно для нас — Великих охотников Севера!
Точно так же и монологичность — она есть отражение того периода развития, когда мы разговаривали сами с собой. Этой фразой мы хотим подчеркнуть, что монологичность — это норма, но ее надо «перейти» (это выражение Ф. Ницше, он говорил устами Заратустры: «Человек — это то, что следует перейти»).
Состоялся «военный совет», на котором решалось, кто чем будет заниматься.
Стив:
— Ну, господа, давайте решать! Я хотел бы заниматься общим руководством и решением эксклюзивных вопросов.
Миша:
— Это каких же? Вроде туземок здесь нет!
Йорген:
— А ты пойди поищи!
Стив:
— Эксклюзивные — это вопросы, с которыми никто больше не справится.
Зет:
— Мы все здесь мастера!
Миша:
— Ну ты, например, по чему?
Зет:
— Я механик и плотник.
Йорген:
— Я тоже механик и тоже плотник.
Йохо:
— Я на все руки мастер (это не хвастовство, а констатация факта. Дословно с английского, на котором все они разговаривают «I could do everything» — «я мог бы делать все».).
Стив:
— Смотрите, как нам повезло! Ну и отлично! А еще кто что делает? Чак?
Чак:
— Я танцую.
Зулус:
— А я — пою (шутка, конечно, но это правда — смотри заключение).
Стив:
— Му?
Му:
— Я все могу делать.
Став:
— Самураич?
Самураич:
— Я — специалист по оружию и по оптимизации бизнес-процессов.
Все:
?!!!!-!!!!????
Стив:
— Понятно. Русский?
Русский молчит.
Стив:
— Але?
Русский молчит.
Зет:
— Он ничего не умеет.
Русский:
— Зато вам наваляли, будьте нате! Что я умею? А что вам надо? Машину водить вам не надо, пароход, вертолет — тоже. Строить я не буду — много и так строителей, еще скажете, что баня не так вышла или что крыльцо высокое — не заподлицо с землей. Зачем я вам вообще нужен? Я проживу и без вас! И вы без меня проживете. Вон, лодку возьму и отправлюсь на соседний остров, может, там кто есть. Я на лодке ходил далеко! Однажды, много лет назад, с перепою, отправились мы на лодке с архипелага Шпицберген аж в Гренландию! Погрузили бочку с бензином в лодку, завели мотор — и поехали! А там, между прочим, более тысячи миль, если никуда не сворачивать! А как же не сворачивать в тумане?
Стив:
— По…
Русский:
— В тумане все время ходишь по кругу, надо это знать. Ну, погрузили мы, эта, бочку, и поплыли, значит. Идет время, мы плывем, волна такая небольшая, лодку качает, мы трезвеем. Потом смотрим: а берег уже превратился в узкую полоску, вот-вот исчезнет за горизонтом! Мы вмиг протрезвели — а вдруг двигатель заглохнет, одна волна — и нам конец. Вода же — +6 градусов по Цельсию! Развернули мы лодку — и обратно. Все уже трезвые сидим, злые…
Стив:
— Сто-оп! Хорошо, спасибо за рассказ. Что делать-то умеешь?
Русский:
— А то надо-то? Я и кашеварить умею, то есть готовить. Я дома такую аджику делаю — глаза на лоб вылазят! Однажды был такой случай: пригласили мы в гости нескольких поляков. Сидим в большой палатке, снаружи дождь хлещет, а мы — спирт, разведенный «по широте», 76 градусов, тютелька в тютельку! Вот, сидим, пьем, разговариваем, закусываем. Вдруг поляк решил хлеб помазать моей аджикой. У них-то аджика, знаете, никакая. В тюбиках. И надо полтюбика выдавить, чтобы, значит, что-то почувствовать. Он и намазывает хлеб толстым слоем моей аджики. Мои ребята даже дышать перестали, смотрят, что дальше будет. Дальше? Дальше поляк все это отправляет прямо себе в рот и некоторое время сидит и жует. Но недолго. Потом мы видим, по его щеке катится крупная-крупная слеза и падает в тарелку. Говорить он ничего не может. Глаза вытаращил, сейчас его кондратий хватит. Наши его…
Стив:
— Пожар! Горим!
Зет:
— Где пожар!
Йохо:
— Воду тащите быстро!
Русский:
— Где пожар?
Стив:
— Нет пожара, это я пошутил. Тебя иначе не остановить.
Человек — существо коллективное. Он выработал систему знаков, чтобы можно было общаться с другими, такими, как он. Но есть и иная точка зрения: говорят, что язык появился у человека тогда, когда тьма надолго — на сотни лет — закрыла Землю и наступила Ночь. Это случилось после того, как на Землю упал огромный метеорит и в атмосферу поднялось очень много сажи, которая и закрыла Небо. А может, дело было не в метеорите, а это были разборки инопланетян друг с другом — они глушили друг друга ядерными бомбами, как считают сторонники Рона Хаббарда… Но финиш один — ядерная зима и нет солнца.
Как тут не двинутся рассудком? Человек подумал — и стал говорить сам с собой, чтобы не так страшно было жить. Потом привык и стал это делать, когда солнце вернулось. Вот, теперь и разговариваем сами с собой и друг с другом.
А так — с чего бы начать общаться? Все же и так ясно! Но вот тащишь ты тушу мамонта. Одному не справиться. Помоги! — говоришь коллеге. Вот с чего!
Разные нации по-разному относятся к коммуникации, по-разному и пользуются ею. Поскольку мы теперь работаем в условиях западного бизнеса, хорошо бы посмотреть, как строится общение там.
На западе коммуникация на работе носит сугубо практический характер. Кстати, не только на работе. Древние римляне, например, могли несколько часов подряд говорить на Форуме в защиту или против какого-либо военного похода и все по делу! А вот в любви объясняться — не умели! Не было слов, не придумали. Для этого надо было родиться Катуллу, полуримлянину — полугаллу! С ним через 700 лет (!) после основания Рима и появился любовный язык, которым он писал свои письма к возлюбленной.
Рим ими зачитывался, потому что ничего подобного раньше не слышал, а слово, сказанное и написанное, — там очень ценилось.
Западный язык коммуникации строг, точен и ясен. И сух. Если им разговаривать на работе, скоро затоскуешь. Однако отметим одну особенность такой коммуникации: это именно коммуникация.
В качестве примера приведем диалог наших островитян:
Стив:
— Йорген, где учился?
Йорген:
— В Гамбурге, в училище. А ты?
Стив:
— Я — в Принстоне (слушайте интонации!). Был, между прочим, капитаном сборной курса по волейболу.
Йорген:
— Да ну? И я — волейболист!
Стив:
— Давай сделаем площадку?
Йорген:
— А мяч? Вырежем из Йохо? Он же, как мамонт, толстокожий.
Стив:
— Шутку понял. Нет, не из Йохо. Я тут нашел…
И так далее.
Смотрите, коммуникация напоминает игру в пинк-понг. Играющие перебрасываются фразами, как шарик в игре, строго выдерживая время, которое отведено им для ответа. Иногда они замолкают, но это не нарушает коммуникацию. Коммуникация нарушается тогда, когда один из играющих забудет о времени и о собеседнике, возьмет шарик в руку, вместо того, чтобы отпасовать ее партнеру. Человек с шаром в руке окажется в своем личном пространстве, в котором его партнера больше нет, вместо него — второе «Я», которому интересно все, что скажет первое «Я». А партнер по игре тем временем превращается в слушателя, которого поучают, укоряют или которому жалуются, но при этом он вполне заменим тумбой или кактусом.
Вся русская литература состоит из монологов. Немного описаний, немного того, что мы называем диалогом — и непосредственно он, монолог. Читайте Достоевского! Читайте Пушкина! Как Татьяна объясняется в любви Онегину? Может быть, так?
— Вы меня разве не любите?
— Нет, сударь.
— Отчего же?
— Я не могу сказать Вам, сударь.
— Что же Вам мешает?
— Вы, сударь.
Это мы придумали, Татьяна так не говорила. Она вот как изъяснялась:
«Онегин, я тогда моложе,
Я лучше, кажется, была,
И я любила вас; и что же?
Что в сердце вашем я нашла?
Какой ответ? одну суровость.
Не правда ль? Вам была не новость
Смиренной девочки любовь?
И нынче — боже — стынет кровь,
Как только вспомню взгляд холодный
И эту проповедь… Но вас
Я не виню: в тот страшный час
Вы поступили благородно.
Вы были правы предо мной:
Я благодарна всей душой…
XLIV
Тогда — не правда ли? — в пустыне,
Вдали от суетной молвы,
Я вам не нравилась… Что ж ныне
Меня преследуете вы?
Зачем у вас я на примете?
Не потому ль, что в высшем свете
Теперь являться я должна;
Что я богата и знатна,
Что муж в сраженьях изувечен,
Что нас за то ласкает двор?
Не потому ль, что мой позор
Теперь бы всеми был замечен
И мог бы в обществе принесть
Вам соблазнительную честь?
XLV
Я плачу… если вашей Тани
Вы не забыли до сих пор,
То знайте: колкость вашей брани,
Холодный, строгий разговор,
Когда б в моей лишь было власти,
Я предпочла б обидной страсти
И этим письмам и слезам.
К моим младенческим мечтам
Тогда имели вы хоть жалость,
Хоть уважение к летам…
А нынче! — что к моим ногам
Вас привело? какая малость!
Как с вашим сердцем и умом
Быть чувства мелкого рабом?
XLVI
А мне, Онегин, пышность эта,
Постылой жизни мишура,
Мои успехи в вихре света,
Мой модный дом и вечера,
Что в них? Сейчас отдать я рада
Всю эту ветошь маскарада,
Весь этот блеск, и шум, и чад
За полку книг, за дикий сад,
За наше бедное жилище,
За те места, где в первый раз,
Онегин, встретила я вас,
Да за смиренное кладбище,
Где нынче крест и тень ветвей
Над бедной нянею моей…
XLVII
А счастье было так возможно,
Так близко!.. Но судьба моя
Уж решена. Неосторожно,
Быть может, поступила я:
Меня с слезами заклинаний
Молила мать; для бедной Тани
Все были жребии равны…
Я вышла замуж. Вы должны,
Я вас прошу, меня оставить;
Я знаю: в вашем сердце есть
И гордость, и прямая честь.
Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна».
Сравните с «западной» манерой изъясняться:
Джульетта:
Да, — чтоб читать молитвы, пилигрим.
Ромео:
О, если так, то, милая святая,
Позволь губам молиться, подражая
Моей руке; даруй ей благодать,
Чтоб веры мне своей не потерять.
Джульетта:
Недвижными святые пребывают,
Хоть милость за молитву посылают.
Ромео:
Не двигайся ж, пока не испросил
Я милости молитвами своими… (Целует ее.)
Ну, вот, теперь я прегрешенье смыл,
Соединив мои уста с твоими.
Джульетта:
И на моих устах твой грех лежит.
(В другом переводе: «так приняли твой грех мои уста?»)
Ромео:
Как мило ты на это негодуешь!
Отдай его назад, коль тяготит.
(Целует ее снова.)
Идет непрерывный диалог!
Про любовь!
Невозможно!
Русские стремятся высказаться в монологе или молчать. Татьяна говорит:
«— так смиренно:
Урок ваш выслушала я?
Сегодня очередь моя».
Очередь. Все в очередь! Стойте и молчите. Ваше мнение никто и не спрашивал!
«Она ушла. Стоит Евгений,
Как будто громом поражен».
В чем причина нашей монологичности? Почему мы говорим и никого не слушаем? Это нельзя назвать коммуникаций в полном смысле слова. Если мы даже из вежливости будем спрашивать: «Что ты об этом думаешь?» и честно ждать ответа — то это все равно будет лишь камуфляжем, потому что на самом деле нам не интересно мнение нашего собеседника.
Но отчего же так? Неужели собеседнику нечего нам сказать?
Мы думаем, что истоки вновь кроются в нашей истории.
Посмотрите: изначально наш народ жил родами (семьями) или хуторами (это считается уже доказанным, что жили не общинами, она появилась позже). И в том и другом случае отношения строились не по законам команды, не было ни одного намека на нее. А что такое команда? Это нечто сродни экипажу корабля, где каждый имеет свои обязанности и равно вкладывается в общее дело. У нас же, на русской равнине, о подобном явлении никто и не слышал. На Севере, в Сибири, может быть, да! Но на русской равнине — человек либо жил один, либо в обществе, при котором открывать свой рот можно было лишь тогда, когда тебя об этом спрашивают.
Внутренние взаимоотношения в русском были очень-очень жестко регламентированы. Говорили только старейшины, гонцы да божьи люди. Иных никто не слушал. Посему если человеку и было что сказать, он не мог найти себе собеседника. Правда, говорили и много — на попойках, с приятелями. Вот там и развязывались языки! Именно поэтому мы любим посиделки с приятелями и подругами — наша генетическая память толкает нас к подобным мероприятиям! А выпить можно и одному, что успешно практикуется у англоязычных народов.
На Западе во времена Римской империи и греческого мира, который построил Александр, каждый свободный мог говорить все, что угодно и сколько угодно. На форуме, агоре, дома, на улице. Как это делал Диоген.
Высказывание своего мнения поощрялось, этому обучали, это ценили. Например, римляне времен расцвета республики из всех искусств считали самым важным именно искусство публичного выступления! Вдумайтесь: создание скульптуры, писание книги, игры и пение — все это ниже, чем красноречивое выступление!
Публичное высказывание своего мнения было индикатором положения человека в обществе, его правом, которым пользовались и которое ценили. Если ты говоришь — значит, ты — гражданин, ты — равный с нами. Если ты говоришь, а тебя — слушают — значит, ты вдвойне гражданин, потому что ты говоришь (имеешь, что сказать и хочешь этого) и потому, что умеешь заставить себя слушать (а значит, подаешь пример всем).
Но просто речь была неполной без дискуссий и диалогов. Цицерон, помнится, очень красиво умел говорить, но только никого не слушал, за что Антоний отрезал ему язык.
У Цицерона монолог мог продолжаться два-три часа, но как видим, он плохо кончил. Обычно выступление было не длинным и не кратким — в самый раз и перемежалось обязательными шутками, отступлениями и вопросами к слушателям: «Скажи, разве я не прав? Вот Ты скажи! И ты».
Когда вы во время выступления шутите — вы заботитесь о своих слушателях, чтобы им не было скучно. Когда вы перебрасываете им право выступить — вы показываете, что ничего не боитесь.
Со временем привычка выступать публично и говорить на равных со всеми была заимствована и варварами. Сначала, конечно, говорили только короли. Но короли варваров были не такие, как короли Востока. Король варваров имел своих приближенных, поскольку был, прежде всего, воином и главой войска. Приближенным короля разрешалось многое. Они могли сами избирать себе короля. Они могли и возразить ему, и, конечно, могли выступать в его присутствии, иногда даже не спрашивая его разрешения. Только открытое неповиновение не приветствовалось.
Простой народ был до такой степени образован римлянами (потому что школы имелись в каждом городе), что разговаривал охотно и много. Правда, разговоры происходили только в кругу равных себе по сословию, но это ничего! Мастер-оружейник разговаривал с такими же, как он мастерами, крестьянин-собственник земли — с таким же крестьянином, а вот бродячие актеры или рыцари или менестрели — со всеми подряд.
Умение говорить поощрялось, не наказывалось. Умение изящно выражать свои мысли могло приблизить ко двору короля. Так произошло с Франсуа Вийоном, на которого обратил внимание король Людовик IX во время поэтического турнира. Его зацепило знаменитое теперь: «От жажды умираю над ручьем…». В таких турнирах принимали участие если не сам король, то его приближенные и принцы. Это было так почетно, так льстило их самолюбию, так нравилось их дамам! Но выиграл Вийон, нищий бродяга-студент!
Но вернемся на Русь. Взглянем на мир глазами человека Руси.
Я живу на Руси и разговариваю только с березами и русалками в озерах и прудах. Меня слышат ветра, но не люди. Вяйнемейнен в Калевале — вещий сказитель песен и заклинатель — живет один, и непохоже, чтобы у него была своя школа риторики!
Я разговариваю много сам с собой — потому что надо же человеку с кем-то общаться! Я разговариваю со своими собаками и лошадьми, но они молчат, ничего не отвечают мне, только слушают. И постепенно я привыкаю к этому. И постепенно я начинаю ничего не ждать от того, кто слушает меня — все равно не дождусь ответа. Со временем мне становится уже неважно, что бы сказал пес или конь в ответ на мои слова. И когда конь и пес заменяются человеком, я не могу изменить свою привычку и говорю, не переставая, никого не слушая, не замечая собеседника возле себя.
Иногда собеседник уходит, иногда — остается и, терпеливо выслушав меня, не задавая ни одного вопроса, начинает свой монолог, а я его слушаю так же «внимательно», как он слушал меня.
Такая коммуникация много скажет о душевном состоянии говорящих, но не продвинет их в разрешении конфликта, проблемы, задачи, потому что нет обратной связи и потому что нет вопросов. Как известно, вопросы бывают открытые и закрытые. Первые требуют развернутый ответ, вторые — только «да» или «нет».
— Чак, ты голоден?
— Да, Стив.
— Давай об этом поговорим?
— Давай.
— Скажи, как именно ты голоден?
— Я голоден так, что с удовольствием отгрыз бы ухо дикой свинье и съел бы его. Я голоден так, что съел бы даже свою жену, будь она рядом. Вот так я голоден! А как голоден ты?
— Я голоден так, что Макдональдс в моем городе сделал бы на мне дневную выручку, войдя я сейчас туда! Я голоден так, что моему отцу пришлось бы заколоть быка, чтобы меня накормить! Вот так я голоден, черт возьми!
Отметим следующие моменты разговора:
1. Собеседники кратко, но не односложно высказывают свою мысль.
2. Собеседники подкрепляют свои мысли эпитетами и сравнениями для того, чтобы слушающему было интересней и понятней их мысль.
3. Собеседники понимают, что долго говорить одному нельзя.
Присмотримся внимательней к следующей фразе:
«Я голоден так, что с удовольствием бы отгрыз ухо дикой свинье и съел его. Я голоден так, что съел бы даже свою жену, будь она рядом. Вот так я голоден! А как голоден ты?»
Она замечательна! Чем же?
Во-первых, Чак отвечает на поставленный вопрос с соблюдением всех требований: 1, 2, 3.
Во-вторых, Чак завершает свою мысль словами: «Вот как я голоден», создавая смысловой мостик между вопросом: «Как ты голоден, Чак?», и тем самым дает понять Стиву, что он, Чак, не просто говорит, а отвечает на поставленный вопрос. Этим он подчеркивает значимость собеседника для него, то, что «он его видит», выражаясь языком «Аватара». Дело в том, что, когда один говорит, второй неизбежно попадает в тень и может почувствовать дискомфорт, если для этого не применять специальных мер. Чак их применяет, ответно интересуясь мыслями собеседника.
Чак изящно передает Стиву инициативу слова — спрашивает его: «А как голоден ты?», вновь подчеркивая значимость своего собеседника проявлением интереса к нему и готовностью выслушать.
Поймите, ему может быть и неинтересно! Ему важно другое: продолжение коммуникации.
Транзактный анализ (ТА), как искусство коммуникации, в первую очередь, дает нам важные инструменты ведения диалога. В русских условиях монологичности эти правила еще более ценны. Очень важно, говорят адепты ТА, сообщать собеседнику о том, как воспринимаются слова говорящего. Если разговор происходит между двумя коммуникабельными людьми, им ничего не нужно делать специально, они сами в свое время все скажут друг другу. В случае монологичного собеседника, ему необходимо периодически сообщать, на «каком свете» он находиться, иначе коммуникация не состоится.
— Это черт знает что, а не работа, Русский! — жалуется Зет. — Из какого места растут у тебя руки? Где был твой отец, когда твоя мать зачинала тебя? Разве можно так прикручивать гайку? У нее же ЛЕВАЯ резьба?
— Я очень рад, Зет, что ты ценишь мою работу, моего отца и мою матушку, упокой Господь ее душу (попытка увести разговор в другую сторону)! Твои сведения о левой резьбе также очень своевременны. Но меня очень огорчает, Зет, что ты так кричишь, хотя я нахожусь рядом и прекрасно тебя слышу. Возможно, тебе надо было бы обратиться к врачу с проблемами слуха? Жаль, у нас нет здесь врача!
Итак, монологичность. Самое главное — ее осознать в себе, бороться будем потом. Самое сложное не сдерживать себя, а «остаться» в коммуникации после того, как вы ВЫСКАЗАЛИСЬ монологом. Обычно человек, которому не дали выступить с монологом или который сдержал сам себя, теряет интерес к коммуникации.
Переборите это чувство в вас! Стройте коммуникацию на интересе к теме, к собеседнику, на важности разговора для вас лично, а не на том, что вам надо высказаться.
Кстати, высказаться человеку все-таки надо, и не обязательно дома или психоаналитику.
Можно высказываться, например, послав самому себе или кому-то из друзей письмо. Оно может быть довольно пространным, но главное реализовать потребность. Письмо — не разговор, оно не занимают чье-либо время, его можно даже и не читать, в коммуникации так не поступишь!
Вы можете сказать своим коллегам или друзьям, что оттачиваете мастерство эпистолярного жанра — они поймут правильно.
Но что же делать с коммуникацией? Смешно же держать в руках секундомер и отмерять время своего выступления, особенно если собеседник этого не делает!
Что же делать?
Начните с вопросов. Научитесь их задавать. Пройдите тренинг по искусству задавания вопросов. Вы сможете увидеть, как на самом деле происходит наша коммуникация, насколько она неэффективна, и как все можно быстро разрешить парой вопросов, если их правильно задать. Слушая монолог собеседника, вы автоматически будете отмечать его ошибки: «Здесь я бы сделал паузу, а здесь — передал слово мне, как партнеру». Вы перестанете слушать собеседника — и обнаружите, что ничего не упустили — таков основной закон монологичности. Ведь собеседник разговаривает не с вами! Можно сходить куда-нибудь перекусить, потом вернуться и продолжать слушать. Если вы вовремя скажете: «Вы совершенно правы» или «Здесь мне не совсем понятно» — собеседник не выйдет из коммуникации, точнее из того, что он считает коммуникацией.
Предположим, вы ничего не поняли из того, что он сказал, потому что не слушали, и вообще вас здесь не было (в мыслях). Так скажите ему: «Вы не могли бы изложить Вашу идею конспективно и послать мне „по электронке“? Я должен над этим подумать!» Собеседник будет доволен, и вы все прочтете в его письме.
Очень часто мы говорим быстро — из страха, что нас прервут, конечно. Мы читаем лекции. Во время чтения мы часто останавливаемся и прислушиваемся к себе, стараясь делать паузы, говорить медленно. Внимание слушателей возрастало! А ведь лекция — это монолог, поэтому с точки зрения коммуникации — это очень скучная вещь.
Есть еще один прекрасный метод отучения от монолога. Попросите своих друзей отснять на видео вашу беседу с кем-либо. Если будете говорить не вы один, то скоро забудете о том, что вас снимают. И тогда, обещаю, по просмотру вы получите сильные впечатления! Вы сможете посмотреть на себя со стороны, увидеть и оценить свои ошибки. Сделайте это — и вы не пожалеете!
Упражнения с монологичностью
Для того чтобы искоренять в себе монологичность, вам потребуется в помощь диалогичный человек. Из наших островитян это, конечно же, Стив — он самый диалогичный. Попросим его помочь нам в наших упражнениях.
Упражнение 1
Стив:
— Ну, Русский, начали! Упражнение первое: держишь в руках секундомер или воображаешь его в своей руке. Начинаешь разговор — отсчитываешь три-четыре секунды — не более — и передаешь мне слово. Поехали!
— Привет, Стив!
— Привет, Русский.
— Как поживаешь?
— Да, хорошо, спасибо! And you?
— Да не очень! Понимаешь, вчера моя кобыла упала и сломала себе… (Щелк! — 3 секунды.)
— Сломала себе что? Шею?
— Нет, ногу! Скакала, понимаешь, по полю, не заметила оврага, вот и… (Щелк! — 3 секунды.)
— Ну, и…?
— Я думаю, вот, блин! Завтра выступать на соревнованиях, а тут такое дело! Очень…(Щелк!)
— Нет, Иван, так не пойдет! Ты не останавливай себя на всем скаку! Ты просто говори ПО-ДРУГОМУ! Не говори целиком всю мысль! Говори по кусочкам! Попробуем опять?
— Опять «с лошадью»?
— Ну, давай с лошадью!
— Привет, Стив!
— Привет, Русский!
— Как дела?
— Мои — хорошо! А твои?
— Я бы сказал, что не очень!
— А что случилось? (Смотри, Русский — ты заставил меня задать этот вопрос — тем самым я показал, что меня устраивает обсуждение твоих дел — у меня на это есть время и есть желание.)
— Да лошадь у меня копыто сломала! Представляешь?
— Да ну? И как это произошло? (Ты прервал свою речь словами «представляешь»? — тем самым вернул мне слово — и я с удовольствием задал тебе следующий вопрос. Дело в том, Русский, прости за монологическое отступление — что мы все ОЧЕНЬ ЛЮБИМ ГОВОРИТЬ! Поэтому когда говорим не мы — мы ждем, когда, наконец, он замолчит! А если мы знаем, что сейчас к нам вернется слово — мы совершенно по-другому относимся к словам собеседника. Поехали дальше!)
— Это произошло на утренней прогулке. (Достаточно!)
— А с чего она вдруг упала?
— Она летела как на крыльях и не заметила канавы. (Достаточно!)
— Ну, и что ты сделал?
— Ну, я вызвал ребят, и они ее отвезли…
— Надеюсь, не в морг?
— Нет, конечно, в ветбольницу!
— Отлично, Русский! Теперь давай так: ты берешь теннисный мячик, держишь его в руках и передаешь мне, когда закончил. Поехали!
— Стив, можно тебя спросить?
— Да, Русский? (старайтесь в разговоре называть собеседника, делайте это как можно чаще!)
— Стив (правильно!), я не знаю, что мне делать! (Неправильно: ты не определил тему и не оставил собеседнику места для вопроса. Он может ответить: «…и я не знаю, что тебе делать» — и на этом разговор закончится. Ты не передал ему мячик, а выбросил его. Попробуй еще!)
— Стив, посоветуй, что мне сделать? (ОК!)
— А что случилось? (Когда у тебя просят совета — тем самым признают, твою компетентность. Это красиво и эффективно — собеседник ответит так, как ответил Стив.)
— Я вчера попал в аварию! (Коротко и по делу.)
— Ничего себе? Но ты цел?
— Да, спасибо, все нормально…(Не продолжай, дай собеседнику задать тебе вопрос.)
— А машина, Иван?
— Вот как раз машина «всмятку»!
— Сочувствую! А о чем хотел спросить? (Собеседник понимает, что ему хотят не просто сообщить об аварии.)
— Стив, инспектор дорожной полиции сказал, что виноват — я!
— А виноват не ты?
— Конечно, не я! (Снова ожидание вопроса — и вот он!)
— Почему ты так считаешь, друг? (Замена имени.)
— Потому что я ехал по главной, Стив! (Можно спросить: а по какой ехал второй участник ДТП, но это будет длинно, лучше спросить: «Ну, и?»)
— Ну, и..?
— А ОН ехал по второстепенной!
— Надеюсь, это был не президент, Русский? (Шутка — облегчает разговор о неприятностях и еще с двойным смыслом — Президент, Русский — русский президент. Но несоблюдение нашими должностными лицами правил дорожного движения уже вошло на Западе в поговорку.)
— И дальше — в таком же духе!
Хорошо, Русский! (Стив, кажется, доволен.)
Теперь упражнение 2: попробуй «нарезать» вопросы и ответы на ЕЩЕ БОЛЕЕ тонкие ломтики — по 1 секунде, не более!
— По ОДНОЙ? Это нереально!
— В разговоре редко такое бывает, но как говорят китайцы: «не перегнешь — не выпрямишь!»
— Ну давай, попробуем!
— Стив, привет!
— Привет, fellow!
— Как?
— «Парень!»
— Как сам?
— ОК! А ты?
— Все тик-так!
— Как доча?
— Растет! (Пауза.)
— А твой?
— Сын? О, он огромный!
— Поздравляю!
— Спасибо!
— На работе?
— Как сказать…
— Что не так?
— Начальство!
— Понял!
— И что (думаешь делать?)
— Пока не знаю…
— Не уходи!
— Why (not)?
— Времена тяжелые…
Как мы видим, серьезную тему в такой коммуникации не обсудить, но, может, и не надо? Для начала нам необходимо понять, готов ли собеседник к обсуждению конкретной темы.
Упражнение 3. Выберите тему поездки за город и разделите разговор на ТРОИХ. Мячик кидайте по кругу.
Упражнение 4. Выберите тему вечернего похода в бар и разделите разговор на ЧЕТВЕРЫХ. Попробуйте обойтись БЕЗ мячика. Раз задание усложнилось, усложнилась и техника. Теперь после чьих-либо слов ВСЕ делают паузу примерно в 1/2 секунды, как будто раздумывают над сказанным.
Тогда тот, кто больше всех хочет высказаться, первым нарушает молчание, а те, кто пока высказываться не хотят, дотягивают паузу до конца.
А что если никто не возьмет слово? Такое может быть! Англичане говорят: «Прежде чем сказать, подумай и ответь себе на три вопроса: то, что ты хочешь произнести: истинно? (или нет); доброжелательно? (по отношению к собеседнику, или нет); необходимо? (так ли нужно собеседнику это знать, что вы хотите ему сказать, с условием, что это истинно и доброжелательно)».
Вот так. Поэтому даже после маленькой паузы каждый может решить, что далее разговор продолжать не надо. И остается только два варианта: закончить разговор или продолжить его.
Русский:
— Но как? Ведь каждый решил, что надо заканчивать?
Стив:
— Русский, это — обратная сторона вашей монологичности. Вы говорите, говорите — а потом обрываете разговор и убегаете. Так не надо. Иногда разговор НЕЛЬЗЯ закончить, хотя он зашел в тупик!
Русский:
— А что делать?
Стив:
— Надо еще НЕМНОГО поговорить, а потом «закруглить» разговор. Давай потренируемся! Пригласим Чака в разговор. (Вошел Чак.)
Стив:
— Ну, и?.. (Вопрос к Русскому.)
Русский:
— Ну, я сказал инспектору все, что про него думаю! (Пауза.)
Чак:
— Ну, дела! (Короткий и энергичный вход в разговор; пауза, хотя отвечать должен Стив.)
Стив:
— Да, ты меня удивил! (Пауза, отвечать Русскому, но, может, и Чаку есть что сказать.)
Русский:
— А что? (Чак давно не говорил — Стив делает паузу.)
Чак:
— Я бы вообще пристрелил этого инспектора! (Эмоциональная поддержка Русского, поскольку явно видно, что совета Русский спрашивает у Стива, но стоять и молчать было бы некрасиво — и Чак находит выход.)
Стив:
— И я пристрелил бы! (Ясно, что если Чак может это сделать, то Стив — явно нет. Стив шутит. Это сигнал к завершению разговора.)
Русский:
— Одолжи пистолет? (Понял, что надо заканчивать разговор и тоже пошутил, пауза, непонятно, у кого Русский просит.)
Чак (первый):
— Легко! 45-й подойдет? (Пауза, ждем: ответит Русский — к нему обращен вопрос, хотя очередь Стива. Если сейчас Русский ответит неправильно, Стив, которому не дали слова по объективным причинам, почувствует неловкость.)
Русский:
— Стив, как тебе кажется — 45-й подойдет?
Стив:
— О, да! (Удовлетворен, хотя сказать ничего не хотел.)
Русский:
— Ну, ладно, я заеду вечером! (Явное окончание разговора — на дружеской ноте, все успели высказаться, все сказано — лучший момент для завершения разговора.)
Чак:
— До встречи!
Стив:
— Пока!
Русский:
— Пока!
Русский:
— Уф, вот это РАБОТА! И вы так разговариваете?
Стив:
— Спасибо, Чак! (Чак уходит.)
Русский:
— Спасибо, Чак!
Стив:
— Да, это высокое искусство — коммуникация! Ну ничего — научишься! Мы это делаем АВТОМАТИЧЕСКИ.
Русский:
— Спасибо, Стив, пойду отрабатывать навык. Поговорю с деревьями на берегу.
Стив:
— Давай, потом еще потренируемся!
Итак, мы поработали с монологичностью. Следующая наша цель — высокий контекст.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.