11 МИФ О МЫШЕЛОВКЕ

11

МИФ О МЫШЕЛОВКЕ

«Сделай мышеловку получше, и люди протопчут дорожку к твоим дверям». Это известное высказывание превратилось в популярную максиму. Его легко запомнить, и оно дает некоторую надежду людям, работающим над вроде бы прекрасными идеями. Но на деле это очень плохой совет. Более того, он в сжатом виде воплощает миф о мышеловке. Согласно этому мифу, как только у вас появится творческая идея или инновационная разработка, убедить других в ее ценности будет легко и мир сразу же ее примет. И когда выйдет новый товар или появится новое произведение, их встретят с радостью и энтузиазмом. Но так происходит не всегда. Более того, это бывает редко. Вера в миф о мышеловке грозит разочарованием, потому что, как правило, мир не торопится топтать дорожку к нашим дверям. Обычная реакция — скорее растоптать идею, или, что, возможно, хуже, проигнорировать.

Возьмем настоящую мышеловку. В Патентное ведомство США поступило больше 4400 заявок на улучшенные модели мышеловки [165]; однако лишь около двадцати были доведены до коммерчески жизнеспособного варианта. При этом самой успешной — с большим отрывом — разновидностью остается пружинная ловушка, которая сразу же приходит в голову, как только подумаешь о мышеловке. Она была разработана в 1899-м, и, хотя каждый год подается около 400 заявок на патенты улучшенных мышеловок, ни одна ее еще не превзошла. А стоит за этим простая истина: даже если вы сделаете лучшую мышеловку, нужно еще много усилий, чтобы убедить мир в ее преимуществах. Этот урок хорошо усвоил адмирал ВМС США Уильям Соуден Симс. Он открыл новый метод, который мог бы преобразить морской бой, но обнаружил, что самое тяжелое сражение необходимо дать собственному начальству, не желавшему признавать достоинства изобретения.

Инновация Симса началась с одной хорошей идеи, которая была призвана радикально улучшить точность и эффективность артиллерийского огня на море, но только ее не внедрили — по крайней мере, поначалу [166]. Чтобы понять сущность этого нововведения, нужно представлять себе трудности артиллерийской стрельбы в ходе морских баталий. Главная проблема в том, что орудия укреплены на палубе движущегося корабля — то есть на нестабильной платформе. До 1898 г. каждый наводчик на каждом корабле пользовался одним и тем же приемом, пытаясь справиться с неустойчивостью. Он смотрел сквозь прицел и корректировал вертикальную наводку так, чтобы цель оказалась в зоне поражения. Потом он наблюдал, как цель вследствие качки движется вверх-вниз. Когда она снова оказывалась в перекрестии прицела, артиллерист стрелял. Однако этот метод обладал существенным недостатком. Во-первых, движение корабля диктовало скорость стрельбы: можно было стрелять только с той с периодичностью, с которой волны возвращали цель в перекрестие. Кроме того, хотя артиллеристов учили стрелять сразу после наведения, между намерением выстрелить и собственно выстрелом происходила задержка, и к этому времени цель могла сдвинуться из-за волнения океана.

Идея инновации Симса на самом деле принадлежала английскому морскому офицеру, адмиралу Перси Скотту. Она пришла ему в голову во время службы капитаном корабля ВМФ Великобритании «Сцилла» в 1896–1899 гг. Однажды Скотт наблюдал за учебной стрельбой при особенно сильном волнении. При таких условиях большинство наводчиков практически не справлялись с задачей — за исключением одного. Скотт увидел, что этот человек всегда держал руки на приводе вертикального наведения. Даже глядя в прицел, он постоянно слегка корректировал наведение, манипулируя приводом. Из-за этих тонких подправок цель всегда оставалась в перекрестии прицела — даже когда корабль бросало вверх и вниз. Скотт решил найти способ научить каждого наводчика на этом корабле стрелять так, как этот артиллерист. Он решил переделать все орудия на «Сцилле», чтобы можно было постоянно слегка менять угол наведения, приспосабливаясь к качке. Эти изменения позволяли наводчикам не терять цели независимо от скорости и высоты волн. Технологические улучшения и новый метод стрельбы, введенные Скоттом, теперь известны как сопровождение цели.

Два года спустя, во время службы в Китае на корабле ВМФ Великобритании «Террибл», Скотт познакомился с Уильямом Симсом, тогда младшим офицером ВМС США. Они быстро нашли общий язык, и Скотт рассказал Симсу о своем эксперименте и успехе с непрерывным сопровождением цели. С помощью Скотта Симс изменил приводы наведения на своем корабле и научил команду использовать новую систему. За несколько месяцев команда Симса начала демонстрировать исключительную точность во время учебной стрельбы. Симс понимал, что это выдающийся метод и сразу же попытался поделиться им со всеми ВМС США. Но высшие чины не разделили восторгов Симса. Более того, они ее проигнорировали.

Впоследствии Симс составил и отослал 13 официальных докладов и в Главное управление вооружения, и в Главное управление навигации, описывая используемый метод и указывая коэффициент попадания в цель на кораблях Скотта или на своих. Сначала управления в Вашингтоне не отреагировали. Чиновники прочли доклады Симса, но пришли к выводу, что результаты сфабрикованы. Они отмахнулись от его сообщений, сдали доклады в архив и даже не потрудились ответить. С каждым донесением заявления Симса становились все резче, а его тактика — все более вызывающей. Он начал рассылать копии доклада другим морским офицерам и распространять информацию в надежде, что высшим чинам в Вашингтоне придется отреагировать. Наконец те действительно откликнулись. Шеф Главного управления вооружения категорически не согласился с Симсом. Он утверждал, что стандартное американское вооружение ничем не хуже британского и что столь высокий коэффициент попадания в цель при стрельбе с сопровождением был математически невозможен. Но ведь Симс уже доказал эффективность своего метода во время многочисленных испытаний и другие офицеры уже добивались таких же результатов на собственных кораблях.

В конце концов Симс написал итоговый доклад и отослал его президенту Теодору Рузвельту вместе с письмом, в котором рассказал о себе, своей идее и трудностях, через которые прошел, пытаясь внедрить ее на флоте. В прошлом Рузвельт недолго прослужил помощником министра ВМС США. Возможно, именно поэтому он решил принять меры, когда прочитал письмо и узнал об усилиях Симса повысить меткость артиллеристов на флоте и о том, как его игнорировали. Но какая бы ни была причина, главное, что Рузвельт увидел потенциал в предложении Симса и немедленно вызвал его в Вашингтон. Президент назначил офицера инспектором учебных стрельб на всех ВМС США. Наконец-то у Симса появилась возможность внедрить свой метод. Прослужив шесть лет инспектором, он стал известен на всех ВМС как «человек, который научил нас стрелять».

Сама природа творческих идей такова, что их часто встречают неприятием. Людям надо знать, достаточно ли хорошо новое, чтобы отказаться от старого. Мы склонны бояться изменений, и поэтому опасаемся инноваций, которые призывают к переменам. В организациях особенно часто говорят, что нужно высказывать свежие идеи и мыслить нешаблонно. Однако в тех редких случаях, когда люди действительно предлагают что-то уникальное, их идею часто отвергают как слишком странную или нереальную.

Кроме того, люди боятся делиться творческими идеями, потому что те могут быть украдены и кто-то присвоит авторство нововведения. Говард Эйкен, известный изобретатель и пионер компьютерной техники, придерживался противоположной точки зрения. Он советовал людям, которые предпочитали держать свое творчество в секрете: «Не беспокойтесь, что ваши идеи украдут. Если они хоть чего-то стоят, вам придется впихивать их насильно» [167]. Чаще всего люди отвергают, а не принимают и не воруют чужие идеи — в этом Эйкена убедил собственный опыт. С ним солидарен Эрик Рис, серийный предприниматель и консультант бесчисленных стартапов. По его словам, он регулярно наблюдает, как потенциальные бизнесмены опасаются начинать дело из страха, что возможные конкуренты воспользуются их замыслами и лишат доли рынка. «Предпринимателям, которые боялись этого, я часто советовал: возьмите одну из ваших придумок (возможно, не самую важную), найдите подходящего менеджера по выпуску новой продукции в успешной компании и постарайтесь сделать так, чтобы они украли вашу идею [168], — говорит Рис и поясняет: — На самом деле большинство менеджеров в большинстве компаний и так уже завалены хорошими идеями». Хотя мы боимся, что наши прекрасные идеи украдут, вероятнее всего, их проигнорируют. В случае когда идею все же рассмотрят, ее скорее отвергнут, чем своруют.

Есть масса примеров того, как замечательные идеи были полностью отринуты. Первую цифровую камеру изобрели в исследовательской лаборатории Kodak в 1975 г., но идею не стали разрабатывать. Kodak не поверила, что люди будут готовы пожертвовать качеством, которое давали пленочные фотографии [169]. Первый образец новой камеры весил не один килограмм и имел разрешение 0,01 мегапикселя. Он был сделан из объектива от другой камеры, магнитофона и случайного набора разных, где-то найденных деталей. После презентации руководители Kodak сразу же отослали прототип назад в лабораторию, и в итоге он оказался на полке. Руководители решили, что ближайшее будущее все-таки останется за пленкой, поскольку она обеспечивает более высокое разрешение. Kodak не обратила внимания на то, как Sony разработала другой прототип и увела будущее цифровой фотографии у нее из-под носа. Когда Sony презентовала первую цифровую фотокамеру, которую встретили как историческую инновацию, хотя ее разрешение было совсем не таким, как у пленки, Kodak опять не выразила интереса. «Зачем же покупать фотокамеру, которая снимает фотографии качеством не лучше, чем телевизионное изображение?» — этим вопросом вице-президент Kodak отреагировал на разработку Sony. «Мы обсуждали эту идею многие годы и определенно решили, что такой товар не найдет своего рынка».

В 2001 г. у врача Джона Адлера завершилась 20-летняя борьба: Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США (FDA) наконец дало добро на его инновационный метод лечения рака [170]. Когда Адлер учился в Швеции, он увидел, как местные хирурги воздействуют на опухоли мозга узконаправленным облучением — в малых дозах под разным углом. Радиация была слишком слабой, чтобы повредить здоровые участки, но, попадая на опухоль, собирала и уничтожала раковую ткань. Адлер разработал похожий метод лечения рака независимо от расположения опухоли, который позволял с помощью компьютера рассчитать точные углы и силу излучения. Идея Адлера была оригинальной, но ему не хватало опыта разработки и продажи, и он никак не мог найти людей, готовых выделить средства на разработку или купить конечный продукт. Те, кто соглашался выслушать Адлера, отказывали ему. У него ушло почти 20 лет, чтобы получить поддержку, достаточную для создания жизнеспособного прототипа и бизнес-модели. Сегодня то, что когда-то называли «бзиком Адлера», известно как «Кибернож» и используется почти в каждом крупном центре для лечения опухолей, которые в противном случае требовали бы хирургического удаления.

Нобелевский лауреат Пол Лотербур обнаружил, что в научном мире миф о мышеловке особенно распространен. Когда журнал Nature отказал в публикации его работы о методе магнитно-резонансной томографии (за который ему впоследствии присвоили Нобелевскую премию), Лотербур отреагировал так: «Можно написать всю историю науки за последние 50 лет, просто перечислив работы, которые отказались публиковать Science или Nature» [171]. Тирада Лотербура говорит о том, что даже эксперты в определенной области склонны отказывать в праве на существование идеям, которые двигают их науку вперед. Кен Олсен, основатель Digital Equipment Corporation, однажды сказал: «Нет никакой причины захотеть иметь компьютер у себя дома» [172]. Чарльз Дьюэлл, бывший в свое время главой Патентного ведомства США, в 1899 г. утверждал, что «все, что можно изобрести, уже изобрели» [173]. По иронии судьбы, в том же году был выдан патент на пружинную мышеловку. Г. М. Уорнер, основатель киногиганта Warner Brothers, отверг идею звукового кино, сказав: «Кто, черт возьми, захочет слушать, как актеры разговаривают?» [174]. Даже Сократ и Платон оспаривали идею того, что книги станут полезным инструментом для передачи знаний [175]. Это забавные случаи, но они не просто иллюстрируют тот факт, что умные люди могут быть до смешного неправы, осуждая новое. Они предполагают, что, возможно, даже умнейшим среди нас трудно признать по-настоящему творческие идеи.

Такие идеи вызывают чувство дискомфорта. Оказывается, нам, по крайней мере подсознательно, трудно воспринять идеи как одновременно и новые, и полезные. Такой когнитивный диссонанс между креативностью и практичностью может даже создать некоторое предубеждение против творческих идей. Это было эмпирически подтверждено в 2012 г. командой исследователей из трех университетов — Корнеллского, Пенсильванского и Северной Каролины, которая работала под руководством Дженнифер Мюллер, преподавателя Уортонской школы бизнеса Пенсильванского университета [176]. Группа провела два исследования и изучила наше восприятие творческих идей в условиях, когда мы сталкиваемся хотя бы с незначительной неопределенностью. В первом исследовании участников поделили на две группы, создав для одной из них ситуацию неопределенности: ей сказали, что им заплатят дополнительную сумму, которую определят методом лотереи. Участникам подробно не объяснили, как увеличить свои шансы на дополнительную оплату, — им только сказали, что это выяснится после завершения исследования. Вряд ли это было жизненно важное предложение, но его хватило, чтобы вызвать некоторое ощущение неопределенности. Затем участникам дали серию тестов. В ходе первого испытания им дали ряд словосочетаний из двух слов и попросили выбрать предпочтительное. Все словосочетания включали одно слово, которое относились либо к творчеству, либо к практике (такие как «необычный», «оригинальный», «функциональный» или «полезный»), и одно — со значением «хороший» или «плохой» («свет», «мир», «уродливый» или «война»). В каждом раунде участники выбирали между такими парами. как «полезная война» или «необычный свет». Тест, известный как тест имплицитных ассоциаций, измеряет силу подсознательных ассоциаций по скорости реакции участников. Чем быстрее и чаще участники склонялись к определенным комбинациям слов (таким как «хорошие практичные» или «хорошие креативные»), тем выше был у них уровень позитивных ассоциаций с понятием. Второй тест предполагал менее опосредованный путь — он исследовал восприятие креативности с помощью прямого метода, известного как тест эксплицитных ассоциаций. Участников просили оценить свое отношение к креативности и практичности по семибалльной шкале. Обеим группам дали одни и те же тесты, но после подсчета результатов выяснилось, что у группы, которой не обещали дополнительную компенсацию, ассоциации между креативностью и практичностью были позитивными как эксплицитно, так и имплицитно. В эксплицитных тестах они указали, что ценят креативные идеи, а имплицитные тесты свидетельствовали о том, что испытуемые не отдавали выраженного предпочтения креативным или практичным фразам. Однако в группе, находившейся в условиях неопределенности, результаты оказались несколько другими. В этом случае эксплицитные тесты тоже зафиксировали явно позитивные ассоциации, но имплицитно члены второй группы разделяли творческое и практичное — у них присутствовало скрытое предубеждение против креативности. Хотя они и заявили, что ценят творческие идеи, сделанный ими в ситуации неопределенности выбор между «креативным» или «практичным» словосочетанием, показал, что значительно чаще они предпочитали более «практичное».

Если такого рода недоверие свойственно в периоды неопределенности всем людям, то это может объяснить, почему сложилась целая история отказа от примечательных инноваций. Чтобы изучить данное явление, команда исследователей вернулась в лабораторию и на этот раз занялась способностью новых участников оценить креативную идею продукта. Их вновь разделили на две группы. На этот раз исследователи попытались развить у одной группы высокую толерантность к неопределенности, а у другой — низкую. Чтобы создать у испытуемых соответствующий уровень толерантности, каждой группе дали предварительное задание. Группе с высокой толерантностью поручили написать эссе и развить в нем мысль о том, что для каждой проблемы существуют многочисленные решения. Целью этого было настроить участников, сформировав у них в сознании предпочтение по отношению к новым идеям. Чтобы настроить группу низкой толерантности, исследователи попросили ее написать эссе с противоположным посылом — что у большинства проблем есть только одно верное решение. Двум группам дали одни и те же тесты имплицитных и эксплицитных ассоциаций, как в первом исследовании, а потом попросили оценить креативную концепцию нового продукта — кроссовок, в которых толщина материала автоматически корректировалась, чтобы ноги не перегревались в условиях меняющейся температуры. Группа с низкой толерантностью показала ту же имплицитную предубежденность против креативности, а также чаще давала идее кроссовок низкую оценку.

Это приводит нас к интересным выводам, которые могут повлиять на наши взгляды на креативность. Вне зависимости от того, насколько открыты люди или насколько они претендуют на открытость, в условиях неопределенности у них возникает некоторое недоверие к креативности. Это не просто предпочтение знакомого или желание сохранять статус-кво. Это прямое неприятие необычных, инновационных идей. Даже когда мы хотим положительных изменений, это предубеждение влияет на нашу способность разглядеть ценность творческих идей, которых мы якобы желаем. В организациях добиться признания креативности еще сложнее, поскольку большинство идей, как правило, проходит через процесс одобрения, в котором задействовано множество людей на разных уровнях. На каждом уровне менеджеры или команды должны решать, жизнеспособна ли идея или, что, возможно, еще важнее для них, есть ли у нее потенциал навредить их подразделениям или карьере. Если такой потенциал есть, значит, разрабатывать задумку будет слишком рискованно. Дэвид Оуэнс, профессор практики менеджмента и инноваций в Университете Вандербильта, называет это «иерархией отказов» [177]. Организации превозносят выгоды креативности и инноваций, но эти блага отвергаются из-за предубежденности, присутствующей у тех же людей, из которых состоят организации. Многие организации, которые считают себя инновационными, могут дать этим идеям время на развитие, но впоследствии заставят их проходить через препятствия, которые якобы установлены для отбора лучших вариантов. Проблемы возникают, когда барьеры оказываются слишком высоки и когда предубежденность против креативности отфильтровывает идеи, которые могли бы оказаться полезными, но являются слишком оригинальными. Мюллер и ее команда даже предполагают, что, возможно, этим организациям не надо больше творческих идей — возможно, им просто нужно улучшить систему выявления инноваций и признания креативности [178]. Одна компания, которую основали два друга и их единомышленники, сбежавшие от традиционной бюрократии, разработала именно такую систему.

Rite-Solutions с офисом в городе Ньюпорт, штат Род-Айленд, — разработчик программного обеспечения [179]. Компания производит широкий спектр программ — от систем управления подводными лодками для ВМС до электронных азартных игр для казино. Она была основана в 2000 г. давними товарищами Джимом Лавуа и Джо Марино. Друзья уже работали вместе на крупного подрядчика министерства обороны и оба сделали весьма хорошую карьеру. Но с течением времени их все больше и больше расстраивало отношение их компании к инновационным идеям. «Если возникала хорошая идея, вас приглашали показать ее «убойной комиссии», — говорит Лавуа. — Люди из комиссии следили за тем, чтобы не допустить никакого риска для компании. То есть в их задачу входило убийство идей» [180]. Комиссии, по воспоминаниям Марино, забрасывали человека вопросами о размере рынка, возможных издержках или ожидаемом экономическом эффекте. После такой атаки зеленый свет получали не обязательно лучшие идеи или лучшие люди — но определенно лучшие ораторы. «Я дорос до исполнительного вице-президента благодаря не уму, а театральности», — говорит Лавуа [181].

Лавуа и Марино хотели создать компанию другого типа — в которой новые идеи будут приветствовать и культивировать, а не зарубать, только о них услышав. Хотя эта цель была основной, только в 2004 г. они наконец нашли способ ее добиться [182]. Лавуа слушал финансовые новости и думал о фондовом рынке. И тут он задался вопросом, не могут ли рынки стать инструментом для оценки инноваций. На рынке каждый может вложить средства в компанию, которая кажется перспективной. Люди изучают потенциальные возможности для инвестиций, и, когда им кажется, что они знают достаточно, принимают решение. Не существует «убойной комиссии» которая оценивает бизнес-планы каждой акционируемой компании и решает, сколько людей могут стать инвесторами. Лавуа подумал, что можно сделать похожую систему в их компании, чтобы с ее помощью управлять инновационными идеями сотрудников. Так родилась система «Mutual Fun»[22].

Работает эта система следующим образом. На внутреннем сайте Rite-Solutions рынок разделен на три биржи идей. На Spazdaq[23] выдвигают идеи, связанные со значительным риском, — обычно это абсолютно новый бизнес или новые технологии. Bow Jones[24] предназначена для потенциальной модификации уже существующих продуктов, а Savings Bonds[25] — для небольших инноваций в области эксплуатации. Любой сотрудник компании может разместить свою идею на любой из этих трех бирж. Одобрения руководителя не требуется. Каждый, кто выдвигают идею, составляет так называемый Expect Us[26] (намек на prospectus — объявление о новом выпуске акций), где излагается идея и указывается ее потенциал. Для каждой акции есть Budge-It[27] — описание шагов, которые, по мнению автора, необходимо предпринять, чтобы продвинуть идею вперед. Акции присваивается стартовая цена в десять виртуальных долларов и даже биржевой код. А каждому сотруднику дают 10 000 виртуальных долларов — их можно инвестировать в любую идею, которая покажется интересной. Кроме того, под описанием можно оставлять комментарии, что позволяет обсудить достоинства идеи и шаги по ее воплощению.

Как и на настоящем рынке, деньги инвесторов распределяются неравномерно — больше всего утекает к тем идеям, которые, по общему мнению, с большей вероятностью могут стать жизнеспособными проектами. Но сотрудники не просто инвестируют деньги — они также предлагают свое время и опыт для помощи потенциальным проектам. Раз в неделю «организатор торговли» заходит в систему и определяет новую стоимость акций в зависимости от инвестированных денег и обещанного времени. Идеи, набравшие поддержку, получают настоящее финансирование. Когда акция превращается из идеи в прибыльный проект, те, кто инвестировал время, получают долю от прибыли в виде бонусов или настоящих акций компании. Предложенные идеи, даже если они не привлекли инвестиций, учитываются в годовой аттестации их автора.

После запуска системы в 2005-м она имела огромный успех. Хоть 10 000 долларов, которые даются каждому сотруднику, — виртуальная валюта, прибыль компания получает в настоящих долларах. «Система позволяет пожинать плоды, принесенные блестящим коллективным умом», — говорит Лавуа. Например, однажды таким образом удалось дать мощный толчок развитию ключевой технологии компании — алгоритмам распознавания образов. Эти алгоритмы в основном использовались в различных приложениях для военных и в игровых программах для казино. Но однажды сотрудница административного отдела, у которой не было технических знаний о работе этих алгоритмов, задалась вопросом, нельзя ли также использовать их для создания обучающих игр [183]. Она разместила идею на Mutual Fun, и это сразу обеспечило ей приток инвестиций от инженеров, которым было интересно посмотреть, что получится. Идею разработали — что привело к крупному контракту с одним из ведущих производителей игрушек. Только за первый год существования Mutual Fun принесла компании 50 % прироста бизнеса [184].

Rite-Solutions создала способ получить и оценить идеи сотрудников и при этом устранить предубеждение против креативности, которое присутствует в большинстве организаций. В этой компании идеи не прогоняют через «убойную комиссию» или «иерархию отказов», а представляют всей компании в системе, позволяющей лучшим замыслам оказаться в центре внимания. А решение о том, стоит ли разрабатывать ту или иную идею, принимают не те несколько человек, у которых сосредоточена вся власть и которые таким образом берут на себя весь риск неопределенности. Вместо того чтобы принуждать кого-то из начальников давать положительный или отрицательный ответ, этот подход распределяет тяжесть принятия серьезных решений по всей компании. Если вы заинтригованы идеей, но не очарованы ей, можно инвестировать немного денег, но не свое время. По словам Марино, у программы есть еще одно преимущество, особенно важное для него как для руководителя: «Эта система снимает ужасное бремя — необходимость всегда быть правым» [185]. Гнет неопределенности, возникающей, когда оценивается потенциальная идея, становится менее тяжким. Но чего не сделала Rite-Solutions, так это не стала открыто принуждать людей проявлять больше креативности. Лавуа и Марино уверены, что этот потенциал уже существует в каждом из сотрудников. Вместо того чтобы попытаться увеличить творческие результаты организации, надо было отойти от привычного порядка вещей и создать наилучшую систему для выявления креативных идей.

Недостаточно просто создавать отличные идеи. Хотя мы живем в мире сложных задач и нашим организациям необходимы инновационные решения, мы к тому же живем в мире, где есть предубеждения против креативных замыслов. Миф о мышеловке убеждает нас, что мир нетерпеливо ждет нашего оригинального творения, нестандартных и полезных идей. Но на деле большинству людей трудно увидеть, как нестандартное может стать полезным. Мир утверждает, что хочет прекрасных идей, но все время отвергает инновации. Из всех мифов о креативности миф о мышеловке, возможно, влияет на инновации хуже всего, поскольку он не касается создания идей, но скорее влияет на их воплощение. Организации недостаточно иметь творческих сотрудников — ей надо развить культуру, в которой творческие идеи не отвергаются. Людям недостаточно научиться быть более креативными — им еще нужно упорство перед лицом возможных отказов. Все идеи, упомянуты в этой главе, были в конце концов приняты. И это произошло не только из-за их креативности — по крайней мере поначалу. Именно упорство создателей позволило пройти путь от идеи до инновации. И от лидеров требуется больше, чем просто способствовать инновациям в командах. Им нужно преодолевать собственные предубеждения и быстрее распознавать потенциальные инновации.

Нам не просто нужно высказывать больше идей — надо распространять хорошие идеи, которые уже есть.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.