9
9
Просыпаюсь я в одиннадцать. Пораженный тем, что уже так поздно, вскакиваю на ноги и бегу к телефону позвонить Фрэн, чтобы она сообщила всем, что я вовсе не в загуле.
— Кабинет мистера Рого, — отвечает Фрэн.
— Привет, это я.
— Ну, здравствуйте, незнакомец, — говорит она. — Мы уже хотели обзванивать больницы. Вы сегодня будете?
— Да, конечно, просто мне нужно было по непредвиденному и неотложному делу съездить к матери, — говорю я.
— О, надеюсь, все в порядке?
— Да, теперь все в порядке. Более или менее. Есть что-нибудь такое, что мне необходимо знать?
— Сейчас посмотрим, — говорит она, просматривая (я думаю) поступившие сообщения. — Сломались две испытательные машины в крыле G, и Боб Донован хочет знать, можно ли отгружать без испытаний.
— Скажите ему, ни в коем случае, — говорю я.
— Хорошо, — отвечает Фрэн. — Кто-то из отдела маркетинга звонил насчет задержки отгрузки.
Начинается.
— Вчера вечером на второй смене была драка… Лу хочет поговорить с вами насчет данных для Пича… Утром звонил какой-то репортер, спрашивал, когда собираются закрыть завод… Звонила женщина из отдела по связям с общественностью, сказала, что они собираются снять телефильм о производительности труда и роботах с участием мистера Грэнби.
— С самим Грэнби?
— Так она сказала.
— Как ее зовут и какой номер телефона?
Фрэн читает мне свои записи.
— Хорошо, спасибо. До встречи, — говорю я ей.
Я, не откладывая, звоню этой женщине в управление компании. Мне трудно поверить, что председатель совета директоров приедет к нам на завод. Тут какая-то ошибка. Я имею в виду, что к тому времени, когда лимузин Грэнби доедет до нас, завод могут уже закрыть.
Но женщина подтверждает информацию. Они хотят снять Грэнби у нас на заводе где-то в середине следующего месяца.
— Нам нужен робот как подходящий фон для выступления Грэнби, — говорит она.
— А почему вы выбрали именно бирингтонский завод? — спрашиваю я.
— Начальник нашего отдела увидел один из ваших слайдов, и ему понравился цвет. Он думает, что Грэнби будет хорошо смотреться на этом фоне, — отвечает она.
— Ах вот как. А вы разговаривали об этом с Биллом Пичем?
— Нет, не вижу в этом надобности, — говорит она. — А что? Есть проблема?
— Возможно, вам стоит поговорить с ним. Может, У него появятся другие предложения, — отвечаю я. — Но, впрочем, дело ваше. Только дайте мне знать, когда уточните дату, чтобы я мог предупредить профсоюз и подготовиться.
— Отлично. Я свяжусь с вами, — говорит она.
Я вешаю трубку и бормочу про себя:
— Вот как… ему понравился цвет.
— О чем ты сейчас говорил по телефону? — спрашивает мать. Мы сидим за столом. Она заставила меня съесть что-нибудь перед уходом.
Я рассказываю о планируемом приезде Грэнби.
— Такой большой начальник? Как его имя, ты сказал?
— Грэнби.
— И он приезжает на твой завод? Это, наверное, большая честь.
— В каком-то смысле — да, — говорю я. — На самом деле он приезжает сняться на фоне одного из моих роботов.
Мать недоуменно моргает.
— Роботов, ты сказал? Как из космоса? — спрашивает она.
— Нет, не как из космоса. Это промышленные роботы. Они совсем не такие, как показывают по телевизору.
— Да? А лица у них есть?
— Нет, пока нет. У них есть только руки, которые сваривают детали, складируют материалы, распыляют краску и т. д. Ими управляет компьютер и их можно программировать на выполнение разных работ.
Мать кивает, но все еще никак не может представить себе этих роботов.
— Так зачем этому Грэнби сниматься с роботами, у которых даже лиц нет? — спрашивает она.
— Наверное, затем, что они являются последним словом техники, и Грэнби хочет донести до всех в корпорации, что мы должны в большей степени использовать их, чтобы…
Я останавливаюсь, вдруг увидев перед собой образ Ионы, курящего сигару.
— Чтобы что? — спрашивает мать.
— Ну… чтобы мы могли повысить продуктивность, — мямлю я, неопределенно махнув рукой.
А ведь Иона, похоже, сомневается, что роботы повышают продуктивность. Я ему говорю: но как же иначе, ведь мы добились тридцати шести процентов роста в одном из цехов. А он лишь попыхивает сигарой.
— Что-то не так? — спрашивает мать.
— Ничего, я просто кое-что вспомнил.
— Что-то плохое?
— Нет, всего лишь мой давнишний разговор с тем самым человеком, с которым я разговаривал сегодня ночью.
Мать кладет руку мне на плечо.
— Алекс, что происходит? — спрашивает она. — Давай выкладывай, мне ты можешь сказать. Ты являешься как гром среди ясного неба, звонишь кому-то среди ночи. Что случилось?
— Видишь ли, мама, завод работает не очень хорошо… и… в общем, мы не зарабатываем денег.
Лицо матери темнеет.
— Такой большой завод не зарабатывает денег? — переспрашивает она. — Но ты же говоришь, что к вам приезжает такая важная шишка, как Грэнби, что у вас роботы, хоть я все равно не понимаю, что это такое. И при всем том вы не зарабатываете денег?
— Именно так, мама.
— Эти роботы не работают?
— Мама…
— Если они не работают, может быть, их можно вернуть обратно?
— Мама, забудь об этих роботах.
Она пожимает плечами:
— Я просто пытаюсь помочь.
Я глажу ее по руке:
— Да, я знаю. Спасибо. Правда спасибо за все. А теперь мне надо ехать. У меня действительно очень много работы.
Я встаю и беру кейс. Мать следует за мной. Я хоть перекусил? Может, я взял бы что-нибудь с собой? Наконец она берет меня за рукав и говорит:
— Послушай меня, Эл. У тебя какие-то проблемы. Я понимаю, что без них не бывает. Но так изводить себя, не спать ночами — никуда не годится. Перестань тревожиться. Это тебе не поможет. Посмотри, до чего довели тревоги твоего отца. Они погубили его.
— Но, мама, его же сбил автобус.
— Если бы он не терзался так, то смотрел бы по сторонам, переходя дорогу.
Я вздыхаю:
— Хорошо, мама, ты, наверное, права. Но дело сложнее, чем ты думаешь.
— Неважно! Перестань волноваться, и все! — говорит она. — А если этот Грэнби будет обижать тебя, дай мне знать. Я ему позвоню и объясню, какой ты ценный работник на самом деле. Кому об этом лучше знать, как не матери? Предоставь это мне. Я с ним разберусь.
Я улыбаюсь и обнимаю мать за плечи.
— Не сомневаюсь, мама.
— Правильно делаешь.
Я прошу мать сообщить мне, когда придет счет за телефон, чтобы я оплатил его, потом обнимаю ее, целую на прощанье и ухожу. Я направляюсь к «бьюику», намереваясь ехать прямо на завод, но когда я замечаю, какой мятый у меня костюм, и провожу рукой по щетине на подбородке, то решаю сначала заехать домой и привести себя в порядок.
По дороге домой я слышу голос Ионы, который говорит мне: «Ваша компания от одной только установки у себя нескольких роботов зарабатывает на тридцать шесть процентов больше? Невероятно». И я помню, что при этих словах я улыбнулся. Я-то думал, что он не понимает реалий промышленного производства. Теперь я ощущаю себя идиотом.
Наша цель — зарабатывать деньги. Теперь я это знаю. Да, Иона, вы правы: продуктивность не могла вырасти на тридцать шесть процентов только за счет установки роботов. Кстати, выросла ли она? Стали ли мы зарабатывать хоть на сколько-то больше денег благодаря роботам? Сказать правду, я не знаю. Я ловлю себя на том, что качаю головой.
Но вот интересно, как Иона об этом узнал? Ведь он явно был в курсе, что продуктивность не выросла. Правда, он перед этим задал мне несколько вопросов.
Первый из этих вопросов, насколько я помню, был такой: стали ли мы продавать больше товаров благодаря роботам? Второй — сократилось ли благодаря им число работников? А потом он поинтересовался, уменьшились ли запасы. Три базовых вопроса.
Я подъезжаю к дому и вижу, что машины Джулии нет. Куда-то уехала. Джулия, конечно, злится, а у меня нет времени объясниться с ней.
Войдя в дом, я открываю кейс, чтобы записать вопросы Ионы, которые я вспомнил по дороге, и сличить их с перечнем показателей, которые он продиктовал мне по телефону. С первого взгляда становится ясно, что они вполне соответствуют друг другу.
Но как Иона догадался? Он использовал показатели в форме ответов на невинные вопросы, чтобы проверить свою первоначальную догадку: стали ли мы продавать больше продуктов (то есть увеличилась ли выработка?); сократился ли штат (сократились ли операционные расходы?); и, наконец, уменьшился ли уровень запасов?
Теперь мне нетрудно выразить цель в терминах, предложенных Ионой. Меня, правда, его формулировки несколько смущают. Но если отстраниться от этого, то становится ясно, что каждая компания должна стремиться к росту выработки.
Для каждой компании также важно, чтобы два других показателя — уровень запасов и уровень операционных расходов — по возможности снижались. И конечно, лучше всего, чтобы это происходило одновременно — как и в случае с теми тремя показателями, которые определили мы с Лу.
Как же теперь формулируется цель?
Повышать выработку при одновременном снижении запасов и операционных расходов. Это означает, что если роботы обеспечивают рост выработки при одновременном снижении двух других показателей, они приносят системе деньги. Но что на самом деле происходит с тех пор, как мы установили роботы?
Я не знаю, оказали ли они какой-то эффект на выработку. Я уверен, что запасы последние шесть-семь месяцев непрерывно росли, но случилось ли это благодаря роботам? Роботы увеличили амортизационные отчисления, потому что это все новые механизмы, но не привели к сокращению рабочих мест; людей просто перевели в другие подразделения. Получается, что операционные расходы в результате установки роботов лишь возросли.
Ладно, но эффективность-то выросла. Может, в этом наше спасение? Рост эффективности означает снижение себестоимости.
Но правда ли то, что себестоимость снизилась? Как она могла снизиться при росте операционных расходов?
На завод я приезжаю к часу дня, так и не найдя ответа на вопрос. Я продолжаю думать об этом, входя в здание заводоуправления. Первым делом я захожу к Лу.
— У вас есть для меня пара минут? — спрашиваю я.
— Вы шутите? Я разыскиваю вас все утро.
И тянется за папкой с бумагами, которая лежит на углу стола. Я догадываюсь, что это отчет, который должен быть отправлен в управление филиала.
— Нет, об этом я сейчас говорить не хочу, — предупреждаю я Лу. — У меня есть кое-что поважнее.
Я вижу, как ползут вверх его брови.
— Поважнее, чем отчет для Пича?
— Бесконечно важнее, — уверяю я его.
Лу качает головой, откидываясь в кресле и жестом приглашает меня сесть.
— Чем могу быть полезен?
— После того как наши роботы вступили в строй и все погрешности в их работе были устранены, насколько изменился уровень продаж? — спрашиваю я.
Лу снова морщит лоб от удивления, после чего подается вперед и щурится на меня сквозь свои бифокальные очки.
— Что это за вопрос? — спрашивает он.
— Умный, я надеюсь. Мне нужно знать, как внедрение роботов отразилось на продажах. И конкретно, наблюдался ли рост продаж с момента начала их работы.
— Рост? Объем продаж у нас не растет или даже снижается с начала прошлого года.
Я начинаю раздражаться:
— А вас не затруднило бы проверить?
Лу поднимает руки в знак капитуляции:
— Ну что вы, нисколько. И времени у меня хоть отбавляй.
Он открывает ящик стола и, роясь в каких-то папках, начинает извлекать разные отчеты, таблицы, графики. Мы листаем их и обнаруживаем, что во всех случаях, где были задействованы роботы, ни малейшего роста продаж изделий, для которых роботы изготавливали детали, не наблюдалось. На всякий случай мы проверяем и количество отгрузок с завода, но роста и здесь нет. Рост наблюдается только в количестве просроченных заказов — их число за последние девять месяцев стремительно увеличивалось.
Лу отрывается от таблиц и смотрит на меня.
— Эл, я не знаю, что вы пытаетесь доказать, — говорит он. — Но если вы хотите рассказать широкой публике историю о том, как роботы спасают завод благодаря росту продаж, опереться вам не на что. Факты свидетельствуют скорее об обратном.
— Именно этого я и боялся, — с горечью в голосе произношу я.
— Что вы имеете в виду? — спрашивает Лу.
— Я объясню вам чуть позже. Давайте пока посмотрим состояние запасов, в том числе незавершенного производства. Я хочу узнать, что происходит с деталями, которые изготавливают роботы.
Лу опять поднимает руки.
— Нет, тут я вам помочь не могу, — говорит он. — У меня нет данных по конкретным деталям.
— Ладно, — говорю я. — Привлечем к этому Стейси.
Стейси Ротазеник занимается на заводе материальным снабжением. Лу звонит ей и срывает с какого-то совещания.
Стейси недавно перевалило за 40. Это высокая, стройная, подвижная женщина. У нее черные с проседью волосы. Она всегда одевается в строгий жакет и юбку; я никогда не видел ее в блузке с какими-нибудь кружевами или лентами. Я почти ничего не знаю о ее личной жизни. Стейси носит кольцо, но о своем муже никогда не упоминала. Она вообще редко говорит о своей жизни вне завода. Зато я знаю, как усердно она работает.
Когда Стейси приходит, я спрашиваю ее о незавершенном производстве, касающемся тех деталей, которые изготавливают роботы.
— Вы хотите знать точные цифры? — спрашивает она.
— Нет, скорее тенденции, — отвечаю я.
— Тогда я, не глядя в бумаги, могу вам сказать, что запасы этих частей выросли, — говорит Стейси.
— И давно они растут?
— Нет, это началось прошлым летом, где-то в конце третьего квартала. И я в этом не виновата, хотя все норовят обвинить именно меня. Я борюсь с этим явлением.
— Что вы имеете в виду?
— Помните — или вас тогда еще здесь не было? — с самого начала обнаружилось, что в нормальном режиме работы роботы в сварочном цеху работали с эффективностью около тридцати процентов. И с остальными положение было не лучше. И пошло-поехало.
Я смотрю на Лу.
— Но должны же мы были что-то предпринять? — начинает оправдываться тот. — Фрост бы мне голову оторвал, если бы я не сообщил. Они же совершенно новые и такие дорогие. Они ни за что не окупились бы в запланированные сроки, если бы мы держали их на тридцатипроцентной эффективности.
— Хорошо, мы к этому еще вернемся. — Я поворачиваюсь к Стейси. — И что вы сделали?
— А что я могла сделать? — отвечает она. — Мне пришлось больше материалов отпускать в цеха с роботами, чтобы загрузить их работой и тем самым повысить эффективность. Но с тех пор у нас каждый месяц растет переизбыток этих деталей.
— Но важно то, что эффективность повысилась, вставляет Лу, стараясь внести в разговор нотку оптимизма. — И в этом нас никто не может обвинить.
— Я уже в этом не уверен, — говорю я. — Стейси, а почему переизбыток накапливается? Как получается, что эти детали не идут в дело?
— Ну, во многих случаях у нас попросту нет достаточного количества заказов, чтобы использовать все детали, — отвечает она. — А в других случаях, когда заказов достаточно, не хватает других нужных деталей.
— Но почему так получается?
— Об этом лучше спросить Боба Донована, — говорит Стейси.
— Лу, вызовите Боба, — прошу я.
Боб вносит в кабинет свой пивной живот, облаченный в белую рубашку с масляным пятном, и начинает безостановочно говорить о проблеме с поломкой автоматических испытательных машин.
— Боб, — говорю я ему, — пока забудьте об этом.
— Что-то еще не так? — озабоченно спрашивает он.
— Да. Мы только что говорили о нашей местной знаменитости, роботах.
Боб смотрит по сторонам, гадая, я полагаю, о том, что именно мы говорили.
— А что вас беспокоит? — спрашивает он. — Они сейчас работают весьма неплохо.
— Мы в этом не уверены, — отвечаю я. — Вот Стейси утверждает, что роботы выпускают избыточное число деталей, для которых при сборке в отдельных случаях недостает других комплектующих.
— Не то чтобы мы не в состоянии выпускать достаточное количество комплектующих, — говорит Боб. — Просто бывает так, что их не хватает именно тогда, когда они нужны. Иногда это относится даже к деталям, выпускаемым роботами. Скажем, у нас гора деталей CD-50, которые лежат месяцами, дожидаясь блоков управления. Потом мы получаем блоки управления, но не хватает чего-то еще. Наконец у нас есть все, мы выполняем заказ и отгружаем его. А дальше происходит следующее. Для чего-то еще понадобились CD-50, а они уже закончились. Лежат без движения тонны CD-45 или CD-80, а вот CD-50 нет. Приходится ждать. А к тому времени, когда поступают CD-50, заканчиваются блоки управления.
— И так далее, и так далее, и так далее, — говорит Стейси.
— Но, Стейси, вы же сказали, что роботы производят слишком много деталей, под которые нет заказов, — говорю я. — Получается, мы изготавливаем никому не нужные детали.
— Мне все говорят, что когда-нибудь они пригодятся, — отвечает Стейси. — На самом деле это все игры. Когда эффективность начинает падать, все ориентируются на прогноз. Если прогноз эффективности не оправдается, хлопот не оберешься. Поэтому и работаем в запас, лишь бы станки не простаивали. Вот какая ситуация. У нас запасов чуть ли не на год, а сбывать некуда. При чем здесь мы? На то есть отдел маркетинга.
— Я знаю, Стейси, знаю, — говорю я ей. — Я не виню ни вас, ни кого бы то ни было другого. Я просто пытаюсь разобраться.
Я встаю и начинаю ходить по кабинету.
— Значит, итог таков: чтобы увеличить загрузку роботов, мы отпускаем больше материалов, — говорю я.
— Отчего растут запасы, — продолжает Стейси.
— И увеличиваются наши расходы, — добавляю я.
— Но ведь себестоимость деталей снижается, — не соглашается Лу.
— Так ли это? — спрашиваю я. — А как насчет дополнительных расходов на складирование? Это тоже операционные расходы. И если они растут, как себестоимость может снижаться?
— Но ведь здесь важен объем, — произносит Лу.
— Точно, — говорю я. — Объем продаж — вот что имеет значение. А когда мы изготавливаем детали, из которых нельзя собрать и продать конечный продукт, потому что не хватает других комплектующих или потому что нет заказов, мы лишь увеличиваем издержки.
— Эл, — говорит Боб. — Вы что, пытаетесь доказать нам, что все наши проблемы из-за роботов?
Я снова сажусь.
— Дело в том, что мы работаем, забывая про свою цель.
Лу прищуривается:
— Цель? Вы имеете в виду месячные задания?
Я оглядываю собравшихся:
— Думаю, я должен вам кое-что объяснить.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.